Творец - стр. 38
Так в добровольной изоляции я провел неизвестно сколько времени. И вот произошло долгожданное чудо. Я наконец заметил, как весна начала накладывать на Питер свои пока еще несмелые, румяные мазки. Как посветлели подсохшие мостовые, как задвигалась темная, степенная Нева, и порозовело вечернее небо. Но все тонкие, весенние краски были бы мною проигнорированы, если бы на фоне этого пробуждения и свежести я в один теплый и уже довольно светлый вечер не встретил ее.
Она стояла на противоположной от моего дома стороне Фонтанки. Узнать ее было не трудно по особенной детской грации, по старому пальто и огромному вязаному шарфу.
Я выскочил на Аничков мост и, распихивая прохожих локтями, стал пробиваться к ней, словно к маяку в неспокойном океане. Она заметила меня еще издалека и кротко улыбнулась, когда я подбежал, распугав прикормленных голубей.
– Ты исчезла, и я думал, что мне все это приснилось, – проговорил я вместо приветствия.
– Извини, я не специально, – прозвенел ее драгоценный голос.
– Не надо! Ничего не объясняй! Просто скажи – ты ведь настоящая, правда?
– Конечно, –рассмеялась она.
– Хорошо, хорошо, – забредил я, хватая ее руку и поднося к губам.
Я целовал ее тонкие, холодные пальцы, ладони, кисти, а она стояла тихая и покорная, словно так и должно было быть, словно мы знали друг друга вечность и сейчас она кормила здесь голубей, потому что ждала – ждала назначенной мною встречи.
– Ты скучал? – вдруг спросила она, и я встрепенулся.
– Я искал тебя всюду! Я даже хотел нарисовать тебя и оживить.
– Зачем?
– Я боялся, что ты мой сон.
– Я не сон, – прошептала она, беря мою руку. – Прогуляемся?
– Конечно!
География наших передвижений была довольно хаотичной. По сути, мы кружили около моей мастерской, забредали в первые попавшиеся дворы, сидели на скамейках, молчали. Говорить почему-то совсем не хотелось, я боялся нарушить хрупкость момента, а она, как я уже понял, была немногословна. В наших вздрагиваниях и замираниях была исключительная созвучность. Даже наше дыхание, поймав одну волну, колебалось на ней в едином ритме, а двигались мы по какой-то только нам одним понятной траектории.
Так мы бродили, пока не стемнело. Тогда я подвел ее к дверям своего дома. Она, не колеблясь ни секунды и не задавая никаких вопросов, пошла за мной.
На периферии того облака счастья, что раздувалось в моей груди, маячило хлипкое сомнение. Так просто и легко все случилось, будто мы еще в прошлой жизни договорились встретиться сначала на Марсовом поле, затем на Фонтанке. Словно уже давно обсудили, что каждый раз после прогулки она будет заходить ко мне.