Творцы античной стратегии. От греко-персидских войн до падения Рима - стр. 13

Этот вопрос в 522 г. до н. э., оказалось, значил гораздо больше, нежели спор жрецов о доктрине или теодицее, поскольку он повлиял на будущее персидской монархии. Камбиз Первый, старший сын и наследник Кира, царь, который наконец сумел завоевать Египет, умер при загадочных обстоятельствах на обратной дороге с берегов Нила. Позднее, ранней осенью, его брат и новый царь Бардия, попал в засаду и был зарублен в горах западного Ирана. Его место на залитом кровью троне занял убийца, человек, явно замешанный в узурпации власти; и все же Дарий I, апломб и хладнокровие которого выдают в нем великолепного политика, креативного и беспощадного, заявил, что Бардия, а не никак не он, был узурпатором, обманщиком и лжецом[10]. Все, что он сделал, по словам Дария, все, чего он добился, было совершено на благо Ахура-Мазды. «Говорит Дарий-царь: Милостью Аурамазды я – царь. Аурамазда дал мне царство… Говорит Дарий-царь: Аурамазда дал мне это царство. Аурамазда помог мне овладеть этим царством. Милостью Аурамазды я владею этим царством»[11]. Конечно, Дарий протестовал слишком уж громко, но в основном потому, что, будучи цареубийцей, имел крайне ограниченный выбор средств. Да, он поспешил объявить о своем родстве с домом Кира и заманил сестер Камбиза и Бардии на свое брачное ложе, но его династические притязания на трон были столь беспочвенны, что он не мог рассчитывать оправдать ими свой переворот. Следовало как можно скорее придумать иную легитимизацию. Именно поэтому, куда больше, чем Кир или его сыновья, Дарий настаивал на статусе избранного служителя Ахура-Мазды и знаменосца истины.

Данное «бесшовное» отождествление собственного правления с правлением вселенского божества было призвано подчеркнуть развитие и преемственность. Узурпаторы претендуют на божественную санкцию своим действиям с незапамятных времен, но никто из них прежде Дария не притязал на покровительство непогрешимо праведного Ахура-Мазды. Сокрушая своих врагов, Дарий не просто обеспечивал безопасность собственного правления, но и, с роковыми последствиями, утверждал империю на новом, могучем основании. На Бехистунской скале, в нескольких километрах от места убийства Бардии, царь Дарий повелел высечь в камне славословие его достижениям, прямо над дорогой; эта надпись означала радикальный и показательный отказ от норм ближневосточной саморекламы. Когда ассирийские цари изображали себя покоряющими врагов, они намеренно изображали самые экстравагантные и кровавые подробности на фоне схватки воинов, движения осадных машин и изгнания побежденных. Ничего подобного мы не обнаружим на Бехистуне. Для Дария имели значение не сражения, а результаты, не кровопролитие, а то, что кровь высохла и началась новая эра всеобщего мира. История, как будто бы провозглашал Дарий, близилась к своему завершению. И персидская империя мнилась ее финалом и наивысшей точкой, ибо чем еще может быть держава, простирающаяся от горизонта до горизонта, если не оплотом поистине космического порядка? Подобная монархия, теперь, когда новый царь преуспел в искоренении лжи, конечно, может существовать вечно – несокрушимая и непоколебимая сторожевая башня Истины.