Творчество и потенциал. Выпуск 4 - стр. 28

– Это, Иван… Ванечка… Это молитва матери. – Маша остановилась и смотрела на Анхеля, будто видела его впервые. – Я теперь буду молиться за тебя, как делала бы твоя мама, будь она жива…

– Матушка Мария! Там, там… – подбежавшая женщина была без платка, и волосы ее растрепались.

– Подожди! – властно прервала ее матушка Мария. – Это тоже наш. Зови Фатиму. Его вытащить надо, вдвоем не справимся.

Анхель хотел возразить, но матушка Мария наклонилась над ним и осторожно сгребла в сторону землю и ветки.

– Ой, без ноги останется… – покачала она головой.

Анхель резко дернулся, пытаясь заставить свое тело делать хоть какие-то движения… и потерял сознание.

Звук дверного звонка прорезал тишину спящего дома. Еще раз длинная заливистая трель, потом еще… Почему днем у него совсем не такой противный звук?..

Эжен поморщился сквозь сон и проснулся. Трель звонка, бездушная и безжалостная, резала ночной воздух подобно пыточной пиле. Наконец звонок прекратился. Раздались приглушенные голоса: один принадлежал дедушке, второй был мамин. Скоро и они стихли.

Главное, мама дома. Эжен не зря проснулся. Остаток ночи будет приятным.

Накануне вечером он долго ворочался, вспоминая дедушкино угрюмое лицо за ужином и бабушкины поджатые губы. Это всегда означало одно и то же: мама вернется поздно, и с утра обязательно будет скандал. Его не пустят в столовую, он позавтракает на кухне, под выразительное молчание слуг, наденет ранец и побредет к входной двери в надежде, что мама выйдет к нему, поцелует и пожелает хорошего дня.

Мама не выйдет, но главное, что мама дома. Он будет молиться, чтобы она оказалась дома и днем, когда он возвратится из школы, а еще лучше и вечером. Чтобы она не уходила к своим «хиппарям», как выражается бабушка.

Эжен приготовился насладиться обретенным покоем и уже подложил ладошку под щеку и подтянул ноги, повернувшись набок, как вдруг в коридоре послышались быстрые шаги, и дверь в его комнату распахнулась.

– Не отдам!.. – Мать ворвалась в комнату и с разбегу бросилась на его постель, больно задев бедром.

– Выйди, дура! – кричал дед, вбежав следом за ней в комнату. – И это моя дочь! О боже!..

От матери пахло алкоголем и духами. Ее руки, унизанные немыслимым количеством огромных колец – «железяк», как называла их бабушка, – цеплялись за плечи Эжена. Дед схватил ее за распущенные волосы с вплетенными разноцветными нитями и сильно рванул. Мать упала на колени у кровати Эжена. Мальчик закричал. Дед волоком потащил дочку к двери, не обращая внимания на Эжена. Мать не упиралась. Сейчас, в полумраке комнаты, она походила скорее на тряпичный куль, чем на человеческое существо.