Тверской бульвар - стр. 9
При либеральном Александре II на Бронных улицах и переулках было некое подобие парижского Латинского квартала. Студенты всем своим видом и манерой поведения отличались от обывателей, ходили длинноволосые, в шляпах с широкими полями, щеголяли в пледах и очках. Подвыпив, распевали:
Как утверждает Гиляровский: «Здесь в конце шестидесятых годов была штаб-квартира, где жили студенты-нечаевцы, а еще раньше собирались каракозовцы, члены кружка “Ад”». Студентом Московского университет был Дмитрий Каракозов, вольнослушателем – его двоюродный брат Николай Ишутин. Студент Сергей Нечаев занимался в Петровской сельскохозяйственной академии. Каракозов стрелял в царя и был повешен. Его брату, организатору «Ада», казнь заменили бессрочной каторгой. Сергей Нечаев создал «Народную расправу». За убийство студента Ивана Иванова, заподозренного им в предательстве, Нечаева приговорили к 20 годам каторги. Все они помышляли о революции и справедливом строе, социализме. Другие студенты неоднократно покушались на Александра II и убили царя, готового подписать Конституцию, спустя пятнадцать лет после выстрела Каракозова.
Студент. Художник Н.А. Ярошенко
По Тверскому бульвару в Татьянин день студенты и профессора Московского университета шли к Трубной площади, роскошному ресторану «Эрмитаж». Там раз в год за простыми столами, уставленными бутылками водки, пива, дешевого вина и закусками, устраивали, по описанию Гиляровского, шумный и развеселый «народный праздник в буржуазном дворце обжорства».
В храме Иоанна Богослова кроме иконы, подаренной Михаилом Романовым, особо почитали чудотворную икону «Умиление» Божьей Матери и Смоленскую Богоматерь ХVII века в роскошном окладе. Его содрали, когда пришли на пятом году окрепшей советской власти большевики и под предлогом помощи голодающим конфисковали все церковное золото, серебро, драгоценные камни, украшавшие иконы.
Ограбление Иоанна Богослова происходило на глазах живших на Тверском бульваре Осипа Мандельштама и его жены. Надежда Яковлевна во «Второй книге», изданной в Париже, вспоминала: «Где-то в Богословском переулке – недалеко от нашего дома – стояла церквушка. Мне помнится, что именно там мы заметили кучку народа, остановились и узнали, что идет “изъятие”. Происходило оно совершенно открыто – не знаю, всюду ли это делалось так откровенно. Мы вошли в церковь, и нас никто не остановил. Священник, пожилой, встрепанный, весь дрожал, и по лицу у него катились крупные слезы, когда сдирали ризы и грохали иконы прямо на пол. Проводившие изъятие вели шумную антирелигиозную пропаганду под плач старух и улюлюканье толпы, развлекающейся невиданным зрелищем».