Туве Янссон: Работай и люби - стр. 49

Автопортрет, 1942

Позже Туве неоднократно возвращалась в своих письмах к событиям, произошедшим во время отпуска. Тапса уже вернулся на фронт, и Туве ощутила депрессию и апатию. Казалось, будто вся радость и желание трудиться и жить исчезли, хотя, с другой стороны, она знала, что все вернется в свое время. Порой она снова принималась писать, занималась делами и встречалась с друзьями. Она заполняла записную книжку пометками о том, что они с Тапсой могли бы делать вместе: например, танцевать ради самого танца, вытанцевать прочь войну и предрассудки, кататься на лыжах, ходить в театр и на выставки. Несмотря на разочарование, она по-прежнему переживала из-за наивности и голубоглазого идеализма Тапсы. Туве не отказалась от него, а надеялась на то, что найдется какой-то другой способ быть с ним: «Просто быть вместе, не нести ответственность за работу, жизнь и мысли другого… Тогда быть друг с другом, наверное, получится». Тем не менее, неоднократно повторенная Тапсой мысль о том, что Туве – некий безбилетный пассажир, «заяц в вагоне жизни», явно мучила ее. Казалось, она поверила в обвинения Тапсы и винила себя в дурном к себе отношении с его стороны. «Но могу ли я говорить о любви, я, для которой собственные дела кажутся самыми важными? Ведь это значит, что любишь недостаточно. Я не плачу ни гроша и не могу ожидать получить что-то в ответ. Одни вещи переплелись с другими, стрелки отсчитывали часы, я заснула, и на рассвете, когда было еще хоть глаз выколи, проснулась от телефонного звонка. И снова какая-то женщина спрашивала Тапсу. Все казалось мне каким-то грязным – и Бог смеялся надо мной еще сильнее… Вечером Тапса позвонил и сказал тихо и мрачно: “Я ошибался, я все-таки отправляюсь на фронт”».

Конец ознакомительного фрагмента.