Тума - стр. 38
Степан с молдаванином прошли к зданию с галереями.
От головокружения Степан занемог. Встав у входа, долго, длинно отплёвывался.
В устроенной на галерее беседке приметил едва различимых за стёклами двоих мужчин в османских одеждах.
…кое-как одолели ступени.
Его провели в последнюю по длинному проходу комнату.
Стражник Абид уселся на ковёр возле двери.
В комнате стояли две татарских тахты и множество подушек на них. Над тахтами красовалось изукрашенное оконце. Сквозь него были видны листья дикого винограда.
Степан стал в ближний угол, навалившись на одну свою ногу и держась ладонями за стену.
Рот полнился кислой слюною.
Неожиданный, раздался, пробившийся сквозь несколько стен, человечий вой. Провыв, терзаемый начал коротко вскрикивать. Потом снова завыл.
Не спросив у стражника разрешенья, Степан сполз по стене и уселся, вытянув ноги.
Абид скосился, но ничего не сказал.
Ждали дотемна.
Так и доносились всё то время истошные вопли, но речь на слух отсюда была неразличима.
…Степан пребывал в безмыслии.
Комната, куда его привели, никак не годилась для пыток – того ему было достаточно.
Трогал свои шрамы. Раскрывал пальцами всё ещё оплывший глаз.
…неожиданные, раздались шаги.
Греческий лекарь широко распахнул дверь и сразу увидел Степана. Рядом с ним стоял раскрасневшийся молдаванин.
– Яти тон эфэрэс? (Отчего ты повёл его? – греч.) – кричал лекарь на Абида.
Молдаванин втащил, держа за рукоять, носилки, которые сразу бросил на пол. Заспорил с Абидом, возьмётся ли тот помочь отнести раба. Абид, не вставая с ковра, засмеялся.
– Сен кулсын – сен ташы! Башта огдан, сон артан. Кул ойле де япып олмак керек! (Ты раб – ты неси! Неси сначала спереди, потом сзади! Раб должен уметь и так! – тат.)
Привели двух невольников.
Один был длиннорук и зарос так, что лица было не разглядеть в бороде и космах. Другой по виду – жид. Потряхивал головой и, скалясь, улыбался, показывая длинные зубы, влажные дёсны.
Степан завалился на носилки.
Жид, ухватившийся за носилки позади, не переставал скалиться. Когда он спотыкался, Абид бил его палкой, но жид не переставал улыбаться. Губы его были обильно тронуты слюной.
Во дворе их дожидался знатный татарин в дорогом камзоле, в такые, вышитой золотом и украшенной каменьями, в кожаных туфлях без каблуков. Круглоголовый, с лицом неровным и противным, как мочёное яблоко, он стоял враскоряку, упираясь ладонями сразу в два изукрашенных посоха.
Степана пронесли мимо – и он, хромая на обе ноги, заковылял, помогая себе посохами, следом.
Татарин двигался так, словно ехал верхом на незримой рыбе, всё время соскальзывая с боков: то на один край, то на другой.