Тума - стр. 35

Раздайбеда, осушив самую великую баклагу, – как ни в чём не бывало, прогудел:

– Верно, дедко! Верная молвь твоя!

Тимофей словно только заметил скорлупу на ногах. Мягким движеньем, не глядя, смёл её на пол.

– То-то же! – торопясь, заключил Ларион, маша рукой над столом, будто мух разгонял, а на самом деле – чтоб сбить и спутать опасные казачьи гляделки. – И теперича нам заедино надобно про Крым мыслить, а не считаться!.. Православной веры – православного губить не должон! Ни сечевик – донца, ни московит – сечевика, ни сербин – сечевика, ни болгарин – греченина! А всех губителей православной веры – губить нам Господь повелел!

…безухий казак негаданно и сразу во весь голос затянул песню.

Поначалу перепугавшись, дед Ларион миг смотрел на безухого – и вдруг, вытягивая шею, запел сам. Не забыв при том подмигнуть белой лохматой бровью хозяйке – чтоб принесла ещё вина.

…погубивший несчётно душ человечьих, старик Черноярец, как бывало средь казаков, к старости стал мирителем и терпеливцем.

Всё божился уйти в монастырь, построенный казаками под Воронежем, где обитались теперь его односумы, – да при живой бабке было не с руки.

Половодье казаки звали – водополе.

…первая волна половодья в ту весну, как всегда бывало, затопила степи.

Оказался Черкасский городок на своём возвышении – посреди мутного моря, уходившего краями к самому небу.

Отца не было: Тимофей и Корнила со вверенными им казаками занимались сбором рыбы и мяса по всем казачьим городкам. Всё свозилось в новую казачью столицу – Азов-город. Пробыв в Черкасске день-два, уходили вверх по Дону, потом снова возвращались – но уже на нескольких стругах, полных съестного, распространяющего терпкий дух, запаса.

…вторая взломная волна надрала по всему дикому полю кустарник – и, утопив в ледяном крошеве, подвела к самым стенам городка. В ночи кусты трещали и, карябаясь, ползли на валы.

Третья, майская вода – её черкасские называли «московской» – оказалась много выше, чем во все прошлые годы, что застали братья Иван и Степан.

Той ночью их разбудила скотина, оравшая на базу.

Мать зажгла лучину.

По полу струились ручьи. Посреди ковра скопилась чёрная лужа.

…к утру воды в курене стало по колено. Печь залило.

Куры взлетали на стол, оттуда на печь, и на печи, тихо распушая волглые перья, вели себя смирно.

Коза стояла на полу, дрожа.

Иван глянул с печи – и решил:

– …умывать рожу способней. А как твой сом в курень заплывёт, Стёпка? Заглотит козу?

Мать, невзирая на холод, бродила, подоткнув подол, по воде, собирая плавающую утварь. Подхватила и без труда поставила козу на стол.