Труды по россиеведению. Выпуск 5 - стр. 75
В этом вся моя надежда, мое упование, мои «столп и утверждение истины». Тоталитарное советское прошлое не должно возродиться. Не теряя отчаяния, как отцы и деды, мы должны продолжить «движение Сопротивления». Если новые советчики пытаются восстановить свой порядок, переписать историю, да нас же еще – «поленом по лицу» – фальсификацией, в ответ им: 1946 – Колыма; 1947 – Усть-Вим (Коми АССР), Джезказган (Караганда); 1948 – Салехард; 1950 – Салехард, Тайшет; 1951 – Джезказган, Сахалин; 1952 – Вожель (Коми АССР), Молотов (Пермь), Красноярский край; 1953 – Воркута, Норильск, Караганда, Колыма; 1954 – Ревда (Екатеринбург), Карабаш (Урал), Тайшет, Ренготы, Джезказган, Кенгир, Шерубай, Нура, Балхаш, Сахалин; 1955 – Воркута, Соликамск, Потьма.
Вот – главная хронология для нового учебника русской истории – хотя и неполная – у нас еще много страниц бессмертной славы в ХХ в. И мы не имеем права в этот раз сдать страну наследникам Дзержинского. «В последние годы жизни Сталина Особые лагеря, учрежденные в 1948 г., превращались в очаги политического сопротивления. Здесь были собраны осужденные по 58 ст. УК, т.е. за «антисоветскую» или «контрреволюционную» деятельность. Засилью уголовников скоро пришел конец. Постепенно рождалась мысль о необходимости объединения ради сопротивления и завоевания попранных прав. В скором времени заключенные договорились об уничтожении осведомителей, затем начали вставать на защиту товарищей.., дальше – больше»54. А.И. Солженицын пишет: «И мы, освобожденные от скверны, избавленные от присмотра и прослушивания, обернулись и увидели во все глаза, что тысячи нас! Что мы – политические! Что мы уже можем сопротивляться!»55
Я повторяю вслед за этим удивительным человеком: мы уже можем сопротивляться. Мы обязаны сопротивляться. Иначе все эти бесчисленные жертвы, это ни с чем не сравнимое мужество отчаяния окажутся лишь памятью, но не животворящим источником настоящего и будущего. Тем более что мы – я обращаюсь к своему поколению, родившемуся в поздние сталинские годы и сразу же после его смерти – должны помнить о своем историческом долге, еще не оплаченном:
«Когда у роковой черты / Я обживал углы подвалов, / И зону вечной мерзлоты, / И малярийный зной каналов, / Когда, угрюмый нежилец, / Я только верою и выжил / И в мир вернулся наконец, – / Я словом погребенных вышел. / Я – прах, и если говорю, / То говорю по праву мертвых, / На мясо списанных зверью, / В цементный порошок истертых. / Я – пыль заводов и полей, / Просеянная сквозь решёта / Статей, этапов, лагерей, / Бараков и могил без счета – / Я – персть земли, и если персть / Глаза неплакавшие колет, / Не говорите: это месть, / Скажите: мертвые глаголят! / И не стращайте! Что конвой, / Кому сама земля охрана! / Я – вдох один, но выдох мой – / От Соловков до Магадана!» (Олег Чухонцев)