Труды по россиеведению. Выпуск 2 - стр. 86

3. Duverger M. Institutiones politiques et droit constitutional. – P.: Presses univ. de Franse, 1960. – 818 p.

4. Harding A. The origins of the concept of the state // History of political thought. – Exter. – Spring, 1994. – Vol. XV, N 1. – P. 57–72.

5. Maier H. Politische Wissenschaft in Deutschland: Aufsдtze zur Lehrtradition und Bildungspraxis. – Mьnchen: Piper, 1969. – 328 S.

6. Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника. – М.: Новое литературное обозрение, 2000. – 809 с.

7. Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. – М.: Республика, 1993. – 384 с.

8. Лезов С.В. «Освобождение или выживание?» // Искусство кино. – М., 1991. – № 1. – С. 71–80.

9. Малиа М. Советская трагедия: История социализма в России. 1917–1991. – М.: РОССПЭН, 2002. – 582 с.

10. Парамонов Б.М. След: Философия. История. Современность. – М.: Независимая газета, 2001. – 527 с.

11. Прохоров Г.М. Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы // Куликовская битва и подъем национального самосознания. – Л., 1979. – С. 3–17.

12. Шерер Ю. Германия и Франция: Переработка прошлого / Pro et contra. – М., 2009. – № 3–4– С. 89–108.

Два десятилетия назад был дан старт радикальным рыночным реформам в России. Двадцать лет можно оценивать по-разному: исторически это мгновение, но наша страна за тот же срок успела пройти огромный путь, от «военного коммунизма» и нэпа, через зверскую коллективизацию – к индустриализации, обеспечившей послевоенное восстановление хозяйства, и, наконец, формирование среднего класса. Вот и теперь, когда минуло новое двадцатилетие реформ, правильнее всего было бы отследить и зафиксировать его результаты по простой схеме: что задумывалось – что получилось – и что впереди.

Рассматривая прошедшее с таких позиций и сравнивая итоги двух «двадцатилеток», мы обнаруживаем много любопытного. Прежде всего это касается целей, стоявших перед страной к началу каждого из периодов. В 1917 г. это были слом старой государственной машины, смена весьма жестокого полуфеодального общественного строя и попытка создания мира справедливости, в котором плодами хозяйственной деятельности пользуется все население. Пусть не по изначальному плану, с огромными препятствиями, потерями и даже преступлениями эта цель в общем была достигнута. Политика «принуждения к счастью» обернулась сначала «равенством в нищете», а потом и созданием элементов «благосостояния для всех». Началось строительство нового, довольно специфического общественного строя: не коммунизма, конечно, потому что для этого не было оговоренных Марксом и Энгельсом условий, и не социализма, – разве что какого-то варианта, не очень-то с «человеческим лицом», но с его бесспорными приметами (ставшими особенно явными в период послевоенного повышения жизненных стандартов всех слоев населения). И все же утопизм этого строя становился все более очевидным.