Труды по россиеведению. Выпуск 2 - стр. 8

Вообще уровень мечтаний простого советского человека (а тогда он еще мечтал) был невысок. Коммунизм – советская мечта о нормальной жизни, нормальном городе (на манер обычного среднеевропейского), нормальных отношениях между людьми, между властвующими и подвластными и т.п. И вот мечта неожиданно «сделалась былью» в июле 80-го.

Конечно, «быль», как и все были, не могла быть точной копией мечтаний. «Реальный» коммунизм имел ограниченный – во всех смыслах этого слова – характер. Как вспоминают те же современники, необыкновенно сильным было ощущение искусственности, кратковременности и, как сказали бы сегодня, эксклюзивности происходящего. На деле вышел «урезанный», нестойкий, бедненький коммунизм. Но ведь и это понятно. Особенно его «урезанность», бедность: крайне ограничены были социальные ресурсы. Что касается искусственности, то представления о коммунизме всегда носили очень надуманный характер. Можно было тысячу раз получать пятерки на экзаменах по предмету «научный коммунизм», излагая историческую логику неизбежности «высшей стадии социализма», но как «стадия» должна устроиться в реальности, никто, разумеется, – от членов Политбюро до любого советского человека – наверняка не знал. Вот с «реальным социализмом» все было понятно: в нем жили. А коммунизм и в 1980-м оставался сладкой сказкой.

Говоря о ее воплощении, нельзя, конечно, забывать других знаковых событий 80-го года: вступления наших войск в Афганистан (это, кстати, как и «олимпиадный коммунизм», – нечто усеченно-непонятное, противоречивое и «недоделанное»; введение «ограниченного контингента» – не полновесное вторжение, не объявление войны, но точно и не «товарищеская помощь дружественному афганскому народу»), ареста Сахарова, разгрома диссидентского движения и полного зажима интеллигенции, ухудшения продовольственного снабжения по всей стране (особенно болезненного для нашего населения, неоднократно переживавшего в ХХ в. голод). И наконец, был еще бойкот Олимпиады ведущими странами Запада, что создавало ощущение если не провальности, то ущербности мероприятия. А ведь Олимпиада для тоталитарных режимов (Германия в 1936 г., СССР в 1980 г., Китай в 2008 г.) – событие прежде всего политического, а не спортивного характера; точнее, это эксплуатация спорта в интересах политической мобилизации.

Все вместе создавало вокруг Олимпиады атмосферу неуверенности, еще бо́льшей, чем прежде, изолированности, отъединенности от мира, опасного одиночества. К тому же со всех концов Союза в Москву нагнали милиционеров. Действуя вежливо, они тем не менее придавали столице имидж «режимного объекта». Это кредо советского: функция обеспечения порядка неизбежно влекла за собой установление полувоенного (в лучшем случае) положения.