Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин - стр. 22

– Что, понравились Аннины сапожки? – довольным голосом сказал Артур. – Вы еще не видели другой пары. Алая кожа под черный каблук. Я их сам для нее проектировал. На улицу она в них не ходит; говорит, слишком бросаются в глаза. Но иногда, когда она чувствует себя особенно энергичной, она их надевает для меня.

Тем временем несколько ближайших к нам пар перестали танцевать. Они сгрудились вокруг нас, переплетясь руками, и с наивным, дикарским интересом принялись смотреть Артуру в рот, как будто ждали, что оттуда вот-вот примутся выскакивать разноцветные слова. Один из молодых людей начал смеяться:

– Я говори ваш англиски, нет?

Рука Артура пустилась в меланхолическое путешествие по бедру Анни. Барышня тут же вскинулась и резким движением с безличной злостью норовистой кошки по ней ударила.

– Ах, лапочка моя, какая ты у нас сегодня жестокая! Я понимаю, что за такое поведение непременно должен быть наказан. Анни у нас девушка весьма суровая. – Артур едва не прыснул со смеху и продолжил по-английски самым что ни на есть светским тоном: – Вам не кажется, что личико у нее изысканно красивое? В своем роде – совершенство. Как Рафаэлева Мадонна. Недавно мне пришел в голову маленький такой каламбур. Я сказал, что красота Анни – это красота грехо-римской богини. Надеюсь, хотя бы в этом я был оригинален? Правда? Не слышу вашего смеха.

– Нет-нет, мне действительно понравилось.

– Грехо-римская богиня. Рад, что вы оценили. Моя первая мысль была: надо сказать Уильяму. Вы меня положительно вдохновляете. Вы заставляете мой талант блистать ярче. Я всегда говорил: хочу иметь в качестве друзей только три типа людей – тех, кто очень богат, тех, кто очень умен, и тех, кто очень красив. Вы, мой дорогой Уильям, проходите по второй категории.

Я легко догадался, по какой категории проходит барон фон Прегниц, и оглянулся, чтобы проверить, не слышал ли он последней Артуровой фразы. Но барон был занят совершенно другими материями. Он возлежал на дальнем от меня конце дивана в объятиях какого-то могучего, облаченного в боксерский свитер юноши, который методично вливал ему в глотку полную кружку пива. Барон, с головы до ног улитый пивом, слабо протестовал.

Внезапно до меня дошло, что одной рукой я обнимаю девушку. Она уютно устроилась у меня на плече, в то время как с другой стороны некий юноша вполне любительски пытался залезть ко мне в карман. Я открыл было рот, чтобы заявить протест, но потом передумал. Зачем устраивать сцену под занавес такой чудесной ночи? Пускай его угощается моими деньгами. В лучшем случае там осталось марки три. Так или иначе, барон за все заплатит. В этот момент я увидел его лицо с почти микроскопической отчетливостью. Он, как я только что заметил, принимал искусственные солнечные ванны. Вокруг носа у него начала шелушиться кожа. До чего же славный человек барон! Я поднял в его честь стакан. Он блеснул рыбьим глазом у боксера из-под руки и сделал слабое ответное движение головой. Говорить он явно был не в состоянии. Когда я повернулся обратно, Артура и Анни на месте не оказалось.