Труба - стр. 13
Причиной тому стал молдован Богдан Хава́й по прозвищу Обжора. Он, как и ВДВ ничего подозрительного ни в какое время суток здесь не видел, и шел через «Лиду» на четвертый пост. Увидев в ночной мгле его темный силуэт, одна из женщин-работниц подняла такой крик, что разбудила, наверное, весь город. Ответственный и лишенный навязчивых мыслей Обжора подумал, что женщину нужно спасать и бросился ей на помощь, но та, увидев бегущее к ней приведение, упала в обморок. Случай не вполне веселый, так как после этого работница стала заикаться.
Кроме них ничего подозрительного здесь не видит только один человек – Савельев-старший. Несколько раз они втроем ночью приходили на «Лиду» и смотрели, но ничего необъяснимого не увидели. Наблюдательный Обжора предположил, что мерцанием могут быть отблески света, который качающейся на ветру прожектор отбрасывает на стекла цеха, а те на пути.
И вот, после взаимных упреков и «посылов» случился громкий скандал. Он быстро перерос в драку, а затем, также быстро в поножовщину, в которой Мойша в ярости махнул отца ножом по руке и по брюху, как на зоне отточенным «веслом». Хорошо, что в обоих случаях не до смерти!
Подоспевший, живущий в соседнем подъезде Два Винта, к которому втихаря прибежал Лёша, – младший Савельев, когда огонь родственного непонимания только разгорался, вытащил взбешенного Мойшу с окровавленным тесаком в руке на лестничную площадку. Потом отволок к себе домой, притащил сумку водки и закрыл дебошира на пару дней. Сам же вызвал из больницы свою подругу, хирурга Ренату, которая прямо дома зашила старшему Савельеву ножевые. Потом отправил с ней Лёшу с наказом: не отпускать от себя до команды.
К тому времени женщины в семье Савельевых уже не было. С Людмилой Алексей Петрович прожил недолго. Вредное производство быстро свело ее в могилу. Не помогла даже сила характера.
Два Винта остался с Савельевым и два дня ухаживал за раненным, уговаривая не заводить на сына «дело». Водки тоже выпили немало и, в конце-концов отец, то ли замученный уговорами, то ли ослабленный количеством алкоголя, согласился, но с одним условием: «Чтобы я больше этого выродка никогда в жизни не видел! Пусть катится отсюда куда угодно. Не то сам зарежу!». А потом добавил: «И на моих похоронах тоже, Виталий, чтобы его не было. Ответишь!». Два Винта пообещал (в уме держа только похороны, так как умершему уже все равно, а за живого разве поручишься, тем более за бандита, – мало ли что ему в голову может прийти!) и на третий день отправил Мойшу в другой город под протекцию своего однополчанина.