Троя Книга первая - стр. 45
– Ты слышишь, что творится на улице?
Стримона осторожно открыла дверь – она еще не знала, что случилось с ее детьми. Поблекшая, располневшая женщина мало напоминала ту красотку, что когда-то покорила сердце молодого Лаомедонта. Жалкие остатки рано растаявшей красоты еще угадывались в правильных чертах лица, но темные круги под глазами портили его безнадежно. Изобилие украшений лишь подчеркивало морщины и увядающую кожу. Высокий голос обнажал истеричные ноты, Стримона могла в любой момент и по любому поводу закатить скандал, добиваясь таким образом желанного результата – муж уступал ей всегда, лишь бы наконец установилась тишина и покой.
– В городе что-то случилось. – она решительно вошла, огляделась, и заподозрив неладное, взвизгнула – Что это с вами? Что произошло?
Дети опустили глаза под пытливым взглядом. Ощущение несчастья зримо висело в душной комнате. Стримона подошла к окну, резким движением распахнула створки.
– Посмотрите, какая толпа. Что вы молчите?
– Скажите ей – глухо отозвался Лаомедонт и отвел глаза.
Гесиона тихо подошла к матери, взяла ее за руки, Тифон ласково обнял мать – они все еще не решались произнести те слова, что заставят бесконечно страдать эту женщину, дети жалели ее, оттягивая момент, когда сказать все же придется.
– Мама, понимаешь, мама…
Крик сотряс стены и вырвался наружу – Стримона упала без чувств на руки старшего сына. И, вторя этому отчаянному крику, до несчастной царской семьи донеслось с улицы:
– Чудовище, чудовище напало на город – спасайся, кто может.
Спустя десять минут запыхавшийся слуга обстоятельно докладывал Лаомедонту, что он видел и слышал на площади. По всему выходило, что этот монстр, безжалостно расправившийся с детьми царя, успел натворить новых бед. Троянский царь медлил – потрясенный утренней трагедией, он не находил в себе сил выйти к людям, ожидавшим его перед дворцом. А между тем время шло, оно бежало, все ускоряясь с той самой минуты, когда заплаканные дети унесли на руках бесчувственную Стримону, и Лаомедонт остался один. Вот участь правителя – мои сыновья погибли и вот, вместо того, чтобы оплакивать их, дать волю своему горю, я вынужден думать о том, чтобы спасти город, спасти других людей, которых я, может быть, даже не знаю, но, только лишь потому, что они троянцы, я должен сделать это. О, горечь власти. Ты не оставляешь места для личного в угоду общему делу и берешь самую высокую плату за право обладать тобой. Я не могу оплакать моих сыновей, я не могу сказать – гори все синим пламенем, мне все равно (раз они погибли), что будет со всеми вами – мне должно думать, как спасать других, спасать свою Трою.