Трое - стр. 3
– Ага. Ну вот, после двадцати чашек слабого чая и пересказа своей биографии он отправил меня по другому адресу, за углом. Там я познакомился с твоей мамой, выпил еще чая и выслушал еще одну биографию. Когда я наконец выяснил твой адрес, ехать было уже поздно, так что пришлось ждать до утра. Но у меня всего несколько часов – мой корабль отплывает завтра.
– Демобилизуешься?
– Через три недели, два дня и девяносто четыре минуты.
– И что собираешься делать дома?
– Продолжу семейный бизнес. За последние пару лет выяснилось, что я – прирожденный делец.
– А что за бизнес? Ты никогда не рассказывал.
– Грузоперевозки, – коротко ответил Кортоне. – А ты-то как сюда попал? И как тебе вообще пришло в голову поступить в Оксфорд? Что изучаешь?
– Иврит.
– Шутишь!
– Я немного умел писать на иврите, еще до школы, разве я тебе не говорил? Мой дедушка был настоящим грамотеем. Он жил в вонючей каморке над булочной на Майл-Энд-роуд. Я приходил к нему каждые выходные, с тех пор как себя помню; но я не жаловался – наоборот, было здорово. Да и потом, что еще можно изучать?
Кортоне пожал плечами.
– Ну, не знаю… Атомную физику или экономику, например. Зачем вообще учиться?
– Чтобы стать умным, счастливым и богатым.
Кортоне покачал головой.
– Ты не меняешься – все такой же чудик. А девчонки тут есть?
– Очень мало. К тому же я занят.
Кортоне заметил, что Дикштейн покраснел.
– Враки! Да ты влюбился, чучело! Кто она?
– Ну, если честно… – Дикштейн помолчал. – Шансов у меня все равно нет. Профессорская жена экзотична, интеллектуальна и безумно хороша собой.
Кортоне скептически поджал губы.
– М-да, звучит безнадежно.
– Я знаю, но все же… Да ты сейчас сам увидишь.
– Я? Где?
– Профессор Эшфорд устраивает коктейльную вечеринку, и я приглашен. Как раз собирался выходить, когда ты заявился, – объяснил Дикштейн, надевая куртку.
– Коктейльная вечеринка в Оксфорде, – протянул Кортоне. – Будет что порассказать дома, в Буффало!
Утро выдалось солнечным, но холодным. Бледные лучи омывали желтоватую каменную кладку старых зданий. Приятели шли в уютном молчании, засунув руки в карманы, чуть сгорбившись от напора ледяного ноябрьского ветра, завывающего в переулках. Кортоне бормотал себе под нос: «Дремлющие шпили[2], мать твою…»
На улицах было почти пустынно. Заметив на противоположной стороне верзилу в шарфе с эмблемой колледжа, Дикштейн указал на него.
– Смотри, вон русский идет. Эй, Ростов!
Тот поднял голову, помахал им и перешел через дорогу. Он оказался длинным, нескладным, в костюме не по росту. Кортоне уже начало казаться, что в этой стране все тощие.