Триумф графа Соколова - стр. 47
Напуская на себя развязанность бывалого гусара, покачиваясь в такт вагону, незнакомец громко произнес:
– Почему дверь, милостивый государь, не открываете? Я кулак свой из-за вас натрудил, во, глядите, весь красный.
– Я не мог открыть.
– То есть? – Вид у визитера был самый решительный.
– Фальшивую монету делал.
Незнакомец пожевал мясистыми губами и строгим голосом брякнул:
– Не советую вам, лицу статскому, столь неуместно шутить с кавалерийским офицером. – Тут же поправился: – С бывшим офицером.
Соколов, удержав смех, серьезным тоном ответил:
– Брр, я уже испугался!
– То-то! Позвольте представиться: кавалерист в отставке Семен Кашица. С кем имею честь? – И он сделал энергичную попытку подкрутить усы, но вагон качнуло, и кавалерист обязательно бы грохнулся, если бы судорожно не уцепился за дверную ручку.
Соколов решил не упустить случай повеселиться. Он изобразил некое подобострастие:
– С вашего позволения, коммивояжер Соколов.
Кавалерист Семен Кашица произнес:
– В соседнем, четвертом купе мой дорожный товарищ. Достойный, доложу вам, человек. Потомственный дворянин. Не желаете ли вы составить нам компанию в карты?
– Не желаю!
Кавалерист изумленно округлил глаза, словно был уверен: в дороге лучше картежной игры ничего не бывает. Наступая на Соколова и все более распаляясь от гнева, закричал:
– Как? Отчего же? Ах, сударь, вам заносчивость не позволяет! Может, вы опасаетесь за свой капитал? У нас компания честных людей. Вам нечего нас бояться. Если вы не желаете рисковать, то мы можем играть по маленькой.
Соколову эти разговоры надоели. Он подошел к кавалеристу:
– Пшел отсюда, дурак! – и грудью так толкнул картежника, что тот вылетел в открытую дверь, сильно стукнулся затылком и распластался на ковровой дорожке.
Сыщик повернул ключ замка.
Соколов всегда брал в дорогу книги. Теперь с ним был роскошно изданный, на дорогой бумаге и с иллюстрациями Бенуа том «Пиковой дамы».
Он прочитал эпиграф:
«Пиковая дама означает тайную недоброжелательность.
Новейшая гадательная книга.
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули – Бог их прости! —
От пятидесяти
На сто…»
После Пушкина принялся за том Константина Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», вышедший в 1817 году. Соколов открыл наугад – выпала сороковая страница, глава «О характере Ломоносова»: «По слогу можно узнать человека… Характер писателя в его творениях. По стихам и прозе Ломоносова мы можем заключить, что он имел возвышенную душу, характер необыкновенно предприимчивый и сильный…»
Задумчиво посмотрел в ночную мглу, стремительно убегавшую за окном: «Прекрасно и точно подметил поэт! И все же… Разве имеет возвышенную душу особа, которая писала послание Гарнич-Гарницкому и которая помогает убийцам?»