Тришестое. Василиса Царевна - стр. 25
Остальные молча оглядывали пустое помещение, всякими знаками намекая царю-батюшке, что пора уж и за трапезу приниматься.
Они и губами шлепали, и облизывались, и зубами цыкали, и животы чесали, а все впустую. Царь Антип словно не замечал знаков тех. Сидит себе на троне, мурлычет под нос себе да притопывает. Ждет, значит, когда Данила вернется.
Данила обернулся быстро, на ходу хрустя с голодухи сухарями, но, заметив хмурые лица, ссыпал сухари в карман, наспех проглотил те, что во рту перекатывал и преданными глазами уставился на царя-батюшку.
– Значится, так, – нарушил молчание царь Антип. – Бояре мне тут мыслю дельную подали: обженить вас надобно.
– Че-его-о? – протянул Козьма недовольно, сдвигая сальную шапку набекрень.
Остальные сыновья лишь рты поразинули, так их кдивило известие это нежданное-негаданное.
– Да на кой они, бабы-то энти?! – замотал головой Козьма.
– Цыц, вобла пивная! – саданул царь Антип посохом в пол. – Не твово ума дело, на что. А как сказал, так и будет.
– Дело ваше, отец, а токма я несогласный.
– В поле пойдешь – сеять, пахать, коров за титьки дергать! – грозно свел брови царь Антип.
– А чего сразу в поле-то? – разом скис Козьма. – Чуть что – сразу в поле.
– Так чего выбираешь?
– Ладно уж, давайте бабу, коли так. – Козьма содрал с головы шапку и хлопнул ей об пол.
– Я те кто, Козьма? – пуще прежнего разозлился царь-батюшка, – торгаш какой непотребный али сваха, баб тебе доставлять? Сам найдешь.
– Так у меня работы – во! – Козьма сжал пальцами горло.
– Обождет твое «во».
– Не обождет, – буркнул Козьма.
– Обождет!
– Нет!
– В поле!!!
– Так бы сразу и сказали, а чего ругаться-то? Чуть что – сразу ругаться.
– И шапку подбери. Не на базаре, чай, шапками кидаться.
– Шапку, шапку, – проскрипел Козьма, но шапку подобрал и зажал в руках. – Где их искать-то, баб энтих?
– А и вправду, – призадумался царь Антип. – А, бояре? Где у нас бабы-то водятся?
– Бабы – они везде водятся, – степенно покачал головой боярин Семен Потапыч.
– Вот помню случай был… – отозвался с полу боярин Филимон, который уже пришел в себя, только лежал тихонько да к разговору прислушивался – не об нем ли толкуют.
– Цыц, стукнутый! Лежи себе, сохни.
Филимон заткнулся, прикрыв глаза, будто уснул опять.
– Так где, говоришь, Потапыч? – вновь обернулся царь Антип к боярину Семену.
– Везде, батюшка наш, куды ни плюнь.
– Точнее.
– А точнее, так у меня три дочки на выданье.
– Во-он ты куды плюнул! – царь Антип поправил корону концом посоха. – Породниться, значится, хочешь.
– А чем мои других хуже? – выкрутился боярин Семен.