Тринадцатый ковчег - стр. 13
– Как по мне, недостаточно строго.
– Возможно. Однако он нам нужен, он незаменим… по крайней мере пока.
Камера снова погрузилась в тишину. Совет думал. И вот наконец заговорил глава:
– Я советовался с Оракулом. Мне горько сообщать его волю, ведь наши граждане и без того настрадались, но путь остается только один: мне нужно больше жертв.
Советники согласно зашептались:
– Это ослабит бремя системы…
– И успокоит Святое Море…
– Прошу высказываться: кто за, кто против.
Голоса советников, эхом отражаясь от стен, зазвучали хором под сводами камеры, сдерживаемые лишь герметичной дверью. Собрание закончилось. Решение приняли единогласно.
Глава 2. Дочь инженера
Сон оборвался неожиданно. Зажглось автоматическое освещение, и тут же прозвучал резкий голос отца:
– Майра, подъем! – крикнул он из кухни.
Майра застонала и, промычав что-то, накрылась кусачим дырявым одеялом. Дырка уже была в одеяле, когда Майра приобрела его в Магазине – во время последней вылазки за покупками. А еще оно сохранило запах прошлых владельцев. Запах – все, что осталось от них, когда много лет назад их тела были отданы Святому Морю. Сквозь обветшалую ткань просачивался свет, будто уговаривая мозг пробудиться. Майра снова застонала.
Оракул свидетель, она собиралась починить одеяло. Честно. Правда, дел всегда находилось так много, а времени было так мало, что руки все никак не доходили. Впрочем, несмотря на постоянное нытье (а если верить отцу, то бесконечные жалобы на все подряд – непременный спутник шестнадцатилетия), Майра к одеялу привыкла и к дырке в нем тоже. Истертое и, в принципе, бесполезное, оно здорово напоминало ей саму себя.
Отказываясь вставать, Майра зажмурилась и попыталась припомнить сон, который дымкой растворился под резким светом потолочных огней. Вроде бы снова русалка приснилась… Да, пора бы уже вырасти и перестать видеть во сне такое. Майра всеми силами старалась вытравить из себя все детское, но каждую ночь разум восставал против воли, выдавая яркие и живые картины, которые ну никак не вязались с серыми буднями. В крепких объятиях сна Майра могла стать кем угодно. Порой ей снилось, что она русалка, свободно плавает в открытом море, и чудовищное давление ей нипочем. Как в сказках, которые когда-то рассказывала на ночь мама. Все ее сказки начинались одинаково.
«В открытом море, – говорила мама, прижимаясь к Майре на узкой койке и плетя из воздуха тонкую нить истории, – вода совсем синяя, как лепестки хорошеньких васильков, и прозрачная, как хрусталь, но зато и глубоко там!»[8] – «А какие они, васильки?» – спрашивала Майра. Печально улыбаясь, мама качала головой: «Не знаю, милая. Просто вообрази самый-самый голубой цвет, и все». Так Майра и делала, хотя знала, что в ее воображении цвета бледнее настоящих.