Тридцать седьмой год. Повесть. Рассказы - стр. 11
Со слов Терентьевой записал: Овчинников
Просительница: подпись, А. Терентьева.
Захар прочитал заявление вслух, и Александра поставила корявую подпись. Затем она отдала соседу две справки, которые Захар приложил к документу:
СПРАВКА-ПОДПИСКА
Подписи свидетелей
Подпись моя по личной моей просьбе расписался: Рогожин.
СПРАВКА
Что удостоверяется.
Сборщик: Сергиенко.
На следующий день Захар аккуратно сложил в холщовый мешок все бумажки, запряг лошадь и выехал в райцентр, находившийся в селе Барлак. В приёмной исполкома у него приняли заявление, и секретарь, молоденькая черноволосая девчушка с неестественно узкими плечами, внесла его в реестр входящей документации. На вопрос Овчинникова о дальнейшей судьбе заявления девушка пожала плечиками и ответила, что всё зависит от решения председателя.
– О результате вам сообщат, – с милой улыбкой пропела секретарша и упорхнула в кабинет председателя. Захар так и не понял, куда и кому сообщат, так как девушка не записала даже адрес. Он забыл, что на заявлении был записан адрес Терентьевой. Он так же не учёл, что любое заявление от члена семьи репрессированного направляется в органы ОГПУ. Постояв ещё несколько минут в приёмной, Захар вернулся к лошади и поехал домой.
Ночью за Захаром пришли. Терентьева спала и не слышала, как явились в дом два милиционера с уполномоченным ОГПУ, как они производили обыск и уводили соседа. Утром Александра застала плачущую жену соседа среди разбросанного тряпья. Что искали «слуги закона» у полунищего крстьянина? Неужели следы заговора против Советской власти или оружие для её свержения? Кто теперь их понимает? В последнее время всё перевернулось. Вроде, власть народная, а народ всё больше её боялся. Не жалеют ни взрослых ни детей. Напуганные, они прижимались к матери и вздрагивали от малейшего стука. Бедная женщина ничего не понимала, а только в голос причитала.