Три зверя для невинной - стр. 16
— Что ты делаешь? — глухо интересуется Йован.
— Сковороды ведь у меня нет, — тянусь к другой пустой банке и повторяю с ней те же манипуляции.
Рассаживаются в кресла и угрюмо смотрят на меня.
— Давай ты, — Урош сжимает подлокотники, — просто побежишь, а? И не машину угонишь, а ножками топ-топ?
Сосредоточенно режу третью банку, а потом и четвертую.
— Упрямая, — одобрительно посмеивается Йован. — И хитрая.
— А толку? — Горан откидывается и ноги вытягивает, бесстыдно почесывая заросли на лобке.
— Вон как мы ее охаживаем, — Йован пропускает волосы через пальцы и массирует голову. — Как ни одну другую сучку.
Заглядываю под стол и подхватываю пятую банку, в которой плещутся остатки пива. Я опрокидываю в себя теплое пойло и протыкаю тонкую стенку острием ножа.
— Люди забавные, — задумчиво изрекает Урош. — Одно удовольствие за ними наблюдать.
Я поднимаю на него взгляд:
— Ты так говоришь, будто сам не человек.
— А я и не человек, — он с превосходством ухмыляется. — Да ты и сама уже все поняла. Разве нет, милая Мила?
— Это только догадки, — я облизываю пересохшие губы. — И я хочу услышать от вас, кто вы такие.
9. Глава 9
Урош одаривает меня кривой ухмылкой и вскидывает голову к потолку. Воздух вибрирует от его утробного воя. К нему присоединяются Йован и Горан, и я тону в их густой волчьей песни. Комната плывет перед глазами, сердце леденеет, и я зажмуриваюсь, опустив лицо. Руки трясутся, меня рвет на части от желания вскочить и побежать прочь от чудовищ, что лишь притворяются людьми.
— Смотри-ка, сидит, — одобрительно хмыкает Йован.
— И еще в сознании, — сердито цыкает Горан.
Промаргиваюсь, выдыхаю и тянусь к окровавленному медвежьему языку. Разделочную доску просить нет смысла, поэтому я отрываю от коробки из-под пиццы кусок картона.
— Я по голосу понял, что ты милашка.
Игнорирую Уроша и срезаю с языка тонкие ломтики, которые раскладываю на жестяном листе. Затем отрезаю кусок от сердца и его делю на тонкие слайсы. Бедный мишка. С трудом отрываю от мясистой грозди упругие почечные дольки. Все пальцы, нож и картонка в крови.
Через пять минут под молчаливыми и гнетущими взглядами я раскладываю импровизированные “сковородки” с ломтиками медвежьей плоти на тлеющих углях и сажусь перед камином в позу медитирующего мудреца.
— Наглая, — заявляет Горан, а я переворачиваю скворчащие ломтики мяса острием ножа.
Пахнет иначе, чем говядина. Аромат более насыщенный, резкий и терпкий, но рот все же заполняется слюной. Слышу за спиной чавканье, звериный рык, и не оборачиваюсь. На загривке от звуков и животного урчания волосы поднимаются. Если оглянусь и увижу волков вокруг стола или мохнатых образин, то точно потеряю сознание, а я предпочту хоть как-то контролировать ситуацию.