Три заповеди Люцифера - стр. 47
– Тогда тебя сожрут первой! – услужливо подсказал внутренний голос. – Жизнь преподала тебе жестокий урок – тебя уволили, а ты что-то лепечешь о цивилизованности общества. Тебе вцепились в глотку на виду у всего коллектива, и никто из вашей журналисткой братии не встал на твою защиту. Такова жизнь! Таковы законы стаи!
– Это не жизнь, это подлость!
– Можешь поставить между этими понятиями знак равенства.
– Неправда!
– Правда!
В этот момент голосом Кристины Агилеры дал о себе знать сотовый телефон. Василиса шмыгнула носом и взглянула на дисплей: номер вызывавшего абонента был ей незнаком. – А-а, всё равно хуже не будет! – решила девушка и решительно поднесла телефон к розовому ушку.
– Алё! Я Вас внимательно слушаю.
– Добрый день. – уверенно произнёс телефон хорошо поставленным мужским голосом. – Могу я поговорить с госпожой Дорошенко?
– Если Вам нужна Василиса Дорошенко, то я Вас слушаю.
– Василиса Григорьевна? – обрадовался невидимый собеседник. – Вас беспокоят из Аппарата…
– Какого ещё Аппарата? – недовольным тоном перебила Василиса собеседника.
– Из Администрации Правительства Российской Федерации, – терпеливо пояснил мужской голос. – Мы хотели бы с Вами встретиться.
– Когда? – от неожиданности сиплым голосом уточнила Василиса и сглотнула некстати появившийся в горле ком.
– Если Вы не возражаете, то прямо сейчас.
– Не возражаю, – пролепетала девушка и тихонько ущипнула себя за бедро.
– И не забудьте паспорт, – напомнил незнакомец. – На ваше имя будет заказан пропуск. Вы знаете, куда подъехать?
– Знаю, – уже уверенней ответила Василиса, потирая ладошкой бедро.
– Тогда до встречи! – произнёс мужской голос и телефон замолчал.
– Кто звонил? – приоткрыв дверь в комнату, поинтересовалась мать, которая по привычке пыталась контролировать личную жизнь взрослой дочери.
– Помощник премьер-министра! – с вызовом произнесла дочь и вновь шмыгнула носом.
– И що ему треба?[15] – с подозрением в голосе поинтересовалась Янина, по своей необразованности не оценив важность исторического момента.
– Замуж зовут! – съязвила Василиса. – Как думаешь, соглашаться, аль нет?
Нет, ген стервозности в женской натуре неистребим!
г. Санкт-Петербург. Лето 18** года.
Из дневниковых записей г-на Саратозина
После моей глупейшей выходки с самоповешеньем все ко мне в имении, включая батюшку, относились как к больному: осторожно и с повышенным вниманием. Мне всё было дозволено, меня никто и в чём не ограничивал, и даже батюшка по настоянию доктора не стал проводить со мной воспитательные беседы. Все делали вид, что ничего не произошло, но при этом усиленно за мной шпионили. Видимо, мой родитель, опасаясь, что я попытаюсь снова наложить на себя руки, приказал дворне следить за каждым моим шагом. Эта игра в «кошки-мышки» вызывала у меня лишь горькую усмешку. Я больше не собирался лишать себя жизни, я собирался жить! Как жить и что мне предстоит делать дальше, я не знал. Одно я знал точно: жить, как живёт мой батюшка, я не намерен.