Три версии нас - стр. 40
Но решающим аргументом стал сад. Не сам участок на склоне холма в Джипси-Хилл – пыльного дальнего угла Лондона, любимого Евой и Джимом по необъяснимым причинам, – а полуразрушенная мастерская в нижней его части. Обычный сарай, но художник снял с крыши рубероид и поставил стеклянные панели, которые в хорошую погоду можно было раздвинуть – и увидеть небо. Летом там, конечно, бывало жарко, а зимой холодно, и после смерти старика помещение пришло в запустение. Сквозь щели в полу пробивалась трава, стеклянная крыша побелела от птичьего помета. Но Еве хватило одного взгляда, чтобы понять: здесь будет их дом. Они сообщили Николзу, что все решено – сделка состоится.
Сейчас, когда Ева стоит у кухонного окна и чистит картошку для рыбного пирога, она легко может представить, что происходит в мастерской, расположенной у основания заросшего травой холма: будто видит наклон головы своего мужа и то, под каким углом установлен его мольберт. Большую часть лета Джим занимался домом – циклевал полы, ремонтировал шкафы, красил стены; почти каждый вечер Ева, придя с работы, меняла деловой костюм на старую рубашку и заляпанные краской штаны и присоединялась к нему. С тех пор как была готова мастерская, она нечасто видела Джима. Он отправлялся туда раньше, чем Ева уходила в редакцию, прерывался на ужин, когда она возвращалась, и затем рисовал до поздней ночи, забыв свое старое правило заниматься живописью только при дневном освещении. Его преподаватель в Слейде назвал это чепухой, и Джим постепенно с ним согласился.
Учеба в художественной школе сказалась на манере его письма: почти исчезла образность, пропали сочные, изысканные изображения земли и воды, самой Евы. На их место пришли картины, написанные резко, яростно, будто в горячке.
«Незамутненная энергия» – так отозвался о них один критик в своей восторженной рецензии на коллективную выставку в Манчестерской художественной академии, хотя и не упомянул фамилии автора. Ева, глядя, как Джим поздравляет своего друга Юэна – тому достались все лавры, – чувствовала разочарование мужа. У нее не было слов для Джима, кроме тех, что она верит в него и успех со временем обязательно придет.
Почистив картошку, Ева нарезает ее, кладет в кастрюлю, заливает водой. Рыба уже сварена и залита густым сливочным соусом; бисквит, пропитанный кремом, томится в кладовке. Гости приедут через час. Ева ставит чайник на плиту; в ожидании, пока он закипит, она стоит, опершись о край столешницы, и с удовольствием рассматривает кухню: выскобленный до блеска сосновый стол, купленный на рынке в Гринвиче, и пестрый гобелен, который раньше томился свернутым в подвале родительского дома.