Три узды - стр. 20

Мы очень несчастливо доживали вместе последние месяцы перед концом, омерзительно некрасиво разошлись, и теперь, когда Эльза – казалось бы, забытая и герметично зацементированная в самом глухом подвале моего сердца, – снова возникла передо мной, оказалось вдруг, что весь тот первородный ужас, который олицетворяло ее существо, до сих пор жив во мне во всей своей тошнотворной свежести. Ее появление однозначно не сулило ничего хорошего.

– Как твои дела? – холодно осведомилась она, испытывая, по всей видимости, схожие чувства.

– Да вот, как видишь… – я глупо повел руками вокруг.

– Да, – усмехнулась она. – Я всегда знала, что ты можешь стать знаменитым. Мог бы и позвонить, рассказать о своей славе. Мы же договорились быть друзьями, ты не забыл?

Я неопределенно кивнул, испытывая сильнейшее желание провалиться к чертям свинячьим.

– Впрочем, что я могла от тебя ждать. – продолжала она. – Слава богу, нашлись добрые люди, прислали ссылку на твою встречу. Вот мы и пришли посмотреть, какой ты стал…

– Какие добрые люди?.. – спросил я, хотя этот вопрос, без сомнения, занимал последнее место в ряду интересующих меня вещей.

Эльза вздохнула и обратилась к своему спутнику:

– Познакомься, Эльдар. Это твой папа, Максим Викторович Друзь. Я тебе про него рассказывала. Максим, это твой сын. Когда мы расстались, я была беременна.

Я обалдело открыл рот. Лысый Эльдар вежливо поклонился и сказал высоким, но совершенно бесцветным голосом:

– Добрый день, Максим Викторович. Рад знакомству с вами.

– У мальчика тотальная алопеция, – сочла нужным официально уведомить Эльза. – Нечего на него так пялиться. Это и твои гены тоже.

– Эльза, я же просил… – внезапно прошипел Эльдар, потеряв весь свой бесстрастный лоск, но мать оборвала его, просто подняв ладонь вверх. Не знаю, что это означало, но бедный юнец от невинного жеста рефлекторно вжал в плечи гусиную шею. Интересные у них, видать, отношения – он ее по имени, а она…

Я, наконец, совладал с эмоциями.

– Но почему ты не сказала мне раньше?..

– Ты издеваешься? Ты отринул мою любовь, ты бы отказался и от ребенка. Ты же бросил меня сам, разве нет?

Ясно было, что она загодя взвинтила себя, но пока еще могла контролировать разговор. Приемчики из знакомого арсенала: бросить заведомо ложное утверждение, а сразу за ним – очевидный вопрос, на который мне оставалось ответить только положительно. В разговоре с Эльзой я всегда чувствовал себя этаким клоуном, который едет по канату на моноцикле, удерживая на задранном кверху носу тросточку. Одно неверное движение, и вся конструкция обрушится в тартарары. Сейчас, продолжая эту метафору, мой центр тяжести уже вышел за пределы опоры: в чудесных глазах Эльзы появился опасный блеск. Близилась хорошо известная мне вторая фаза развития скандала, а ведь была еще и третья, терминальная. Боже мой, словно вчера все это было…