Три рассказа без названия (сборник) - стр. 8
– Сегодня многие говорили о Саше. Меня просили – а я не мог. А теперь! Скажу! Хорошо вы говорили о нем, о его работе.
Какой был человек! А почему он жить больше не хотел? Сказали?! Нет! А я скажу! Из-за тебя! – он указал рукой на Катю. – Да. Да. Из-за тебя, стерва, он пошел на это. Ты сейчас сидишь, плачешь? А когда мы пришли? Ты его на балкон спрятала?!
Сидящие возмущенно стали его успокаивать.
– Гуляла, стерва! – с любовником миловалась. Вот сегодня плачешь, а завтра его сюда опять приведешь.
Сидящие рядом с ним мужчины пытались его усадить. Он сопротивлялся.
– Я ей все скажу. Из-за нее такой человек погиб.
Его вытащили из-за стола, бранясь на окружающих, он пытался им что-то объяснить. Взволнованные люди неодобрительно смотрели в его сторону. В коридоре была сутолока. Кто-то вызвал милицию. Взволнованно пытаясь что-то им объяснить, он, сопротивляясь, вышел на улицу. Его бесцеремонно втолкнули в машину. Еще что-то говоря, он потихонечку стал обмякать.
В сопровождении двух милиционеров его ввели в комнату дежурного. Написав рапорт, они вскоре ушли.
Дежурный по отделению внимательно читал рапорт.
– Что же это вы себя так ведете! У людей горе, такой день. А вы драться. Пьяный дебош устроили.
Гурский, виновато сидя на стуле, нервно теребил носовой платок.
– Да и не знаю, как все это получилось. Друг у меня умер. Мой фронтовой товарищ. Трудно мне. Вот лишнего и выпил…
Опустив лицо, он вытер его платком.
– Да я-то понимаю. Но протокол, его оформить надо. Думать раньше надо было.
Начал что-то писать.
– Я здесь проездом по телеграмме. Сегодня собирался уехать, – торопливо говорил Гурский.
Дежурный молча смотрел на него, его орденские колодки.
– У меня отец тоже фронтовик. Понимаю я вас… Ладно, я сейчас вам записку напишу. Вы с ней на вокзале билет по броне возьмете. И сегодня обязательно уезжайте.
Гурский, неуверенно взяв записку, проговорив что-то непонятное, направился к входу.
Уже темнело, когда Гурский приехал на вокзал. У кассы стояла очередь, минуя ее, он подошел к окошку. Передав записку, он получил вскоре билет. Облегченно вздохнув, он пошел на перрон.
Поезд медленно отходил от перрона. Гурский молчаливо сидел у окна, безучастно смотря на мелькающие за окном поля. Равномерный перестук колес и мягкое покачивание вагона добавляли ему настроение жизненной успокоенности.
За окном вечерело. Закрыв глаза, он подумал о доме. Осенью сын из армии вернется, надо ему что-нибудь купить, все старое, наверно, уже мало.
Слегка закашляв, он подумал:
– Этого еще не хватало. Говорила Нина, возьми плащ. Не послушался!..