Три хищника для тихони - стр. 3
— Где ж ты собак таких видела? — он машет метлой на зверюг. — Какие же это тебе собаки?! Это волки!
Мохнатые зверюги подскакивают к окну. Я взвизгиваю, отступаю, а они на задние лапы встают, пасти клыкастые раскрывают и розовыми языками по стеклу проводят.
— Я же сказал! Проваливайте! — Петшу бьет метлой по спинам, лобастым головам и хвостатым задницам.
Волки с веселыми… Да, именно с веселыми подвываниями скачут прочь и скрываются в кустах.
— Мало вас пороли! Разбаловала мамка! Никакого уважения к старшим!
Я минуту стою, моргаю, а затем боязливо выхожу на крыльцо, укутавшись в халат. Переживаю, что Петшу словил приход, раз с волками общается, как с разумными существами. Смотрит на светлеющее небо, оперевшись о метлу.
— Так это ваши волки?
— Нет, — он хмурит брови, — Это охламоны Эрники и Дорима. Они мне очень дальняя родня. Мелкими были все нервы истрепали. Прибегут, нашкодят и убегут, а кусались как! Вцепятся! Один в одну руку, второй в другую…
— А третий в ногу, — мимо проплывает Матей в одних джинсах и застегивает ширинку, а за ним вышагивают с голыми торсами Фейн и Йорг. — Иногда в хвост, да, Петшу?
Все, как один, развитые, мускулистые и без грамма жира. Смущаюсь от их провокационных рельефов, напряженных прессов, которыми они явно красуются, и отвожу взгляд на желтый одуванчик на углу домика. Кровь приливает к щекам.
— До конца сезона не появляемся, — порыкивает им вслед Петшу. — Ни днем, ни ночью!
— А твоя гостья, кажется, не против нас к себе пригласить, — Фейн оглядывается и когда я поднимаю возмущенные глаза, подмигивает. — Может, по чашечке кофе пропустим?
— Не пропустим! — рявкает Петшу.
Со смехом сворачивают с дорожки за угол следующего домика, и опять раздается вой. Тройной. Зовущий, обещающий и насмешливый.
— Так, милая, — Петшу разворачивается ко мне и грозит пальцем, — никаких гостей и чашечек кофе. Я сам, как они, был и вот что я тебе скажу…
Брови хмурит и молчит, нагнетая интригу. Через несколько минут тишины я не выдерживаю:
— Что?!
— Поматросят и бросят, — глубокомысленно изрекает Петшу и плетется прочь, — я сам скольких девок перепортил, скольких волчиц…
Я рот открываю, и брови мои ползут на лоб. Я ведь не ослышалась? Нет. Или показалось? Или это метафора такая была? Любят же некоторые мужчины сравнивать женщин с тигрицами и пантерами. Они могут быть и волчицами.
— Кто рыдал, кто выл, — качает головой Петшу.
— Выл? — в ужасе шепчу я.
Петшу оборачивается через плечо и печально вздыхает:
— Надрывно выли, милая. И с чувством, которое известно только влюбленному сердцу.