Три грустные истории. Он её любит, она его нет. Что с этим делать – а есть ли ответ? - стр. 16
– Да ладно, мам, сиди, ну что ты, сиди1 – пытались мы с Гордюхой успокоить ее, но она только шумно вздыхала, и продолжала свои нежные заботы. А я смотрел на нее, на счастливую рожицу Гордика, и думал – какое же это счастье – дом! Не просто квартира, где каждая вещь, сам воздух имеют родной запах, и все привычно и мило душе! Когда я жил здесь с мамой и братишкой, я готов был выть с тоски. Раздражали эти стены, вид из окна, забота матери, липучка-братишка! Я жаждал свободы! И вот, когда я получил желаемое, распробовал его, меня с ужасающей слой потянуло домой, к моей комнатенке. Захотелось спрятаться от всего, уйти, укрыться в привычном мирке, и не видеть никогда и ничего, кроме мамы, четырех стен, которые я делил с надоедливым, беспокойным мальчишкой, да скучного пейзажика за окном. Ах, как и мне захотелось все это вернуть! И даже сейчас, когда я казалось совершенно привык самостоятельной жизни, и отсутствию того, чем жил до 17 лет, я снова хочу оставить беспокойный, гудящий мир студентов, и никогда не покидать тихого угла. И какая тоска, что это невозможно! Какая тоска…
После пирогов мама снова отправилась на кухню, а мы с братом убрали посуду и ушли в нашу комнату. Гордей перекроил ее на свой вкус, переменил обои, снял мои плакаты и разбросал повсюду свои вещи, но когда сюда входил я, она снова становилась нашей. Некоторые мои книги, коллекция машинок по полкам – все, что осталось прежним. Да еще увлечение русским роком, преданное ему в наследство от меня.
Я повалился на любимый диван, и ощутил тихое счастье. Я – дома! Как хорошо, Боже мой, как спокойно! Гордей растянулся рядом, и принялся очень серьезно и беспокойно делиться своими важными делами и открытиями, самыми главными в 15 лет. Он ведал мне свои мысли и переживания, а я тихо улыбался, узнавая себя. Все то же. Разве что в любви он куда более удачлив. Но честное мальчишеское сердце озадачивает то, что как ему кажется, Лера любит его больше, чем он ее. Он считал это несправедливым, ведь выходит, что она получает от него меньше, чем отдает сама. Святая простота, будь счастлив, что ты не одинок в своей любви, и тебя не терзают равнодушием! Бываешь в грязных подвалах, поддаваясь искушению «блатной жизни», и беспокоишься о справедливости любви! Так пусть же тебя всегда любят те, кого любишь ты! Что может быть важнее?!
Вечером мы пошли гулять вместе. Просто бродили по улицам и болтали о том – о сем. Потом отправились на площадь Ленина, где как всегда, шаталась молодежь. Потолкавшись там, то и дело натыкаясь на знакомых. Я встретил одноклассников, они сразу предложили мне водяры, я – отказываться, они – настаивать. Совсем не хотелось, но пришлось. Гордей побежал звонить подружке, и скоро вернулся расстроенный и злой. На все мои вопросы только отмахивался: «Потом скажу!» Компашка стала и ему совать рюмочку, но я бы ни за что не позволил! Не хватало еще такому салаге водки! Я, конечно, не так наивен, чтобы думать, будто он не пьет без меня, но чем меньше – тем лучше! Чуть погодя я позволили-таки ему стопарик, упрямо считая, что и этого много. Не будь я уже слегка «того», я бы постеснялся категоричности. Себе я позволял и напиваться «в полный вперед», и накуриваться до одури, и шататься по подвалам до рассвета. Но Гордею незачем ходить по моей кривой дороженьке, он успеет наделать и своих ошибок!