Три дочери - стр. 42
Неожиданно для себя она протестующе помотала головой.
– Раскрывай, раскрывай свою кошуленцию, – скомандовал неторопливо приближающийся к ней налетчик, – не стесняйся. Лишнего мы ничего не возьмем, изымем лишь то, что должно принадлежать нам.
Собственно, пропуск у нее был такой, что невозможно было понять, куда, в какую контору по нему можно было пройти – без обозначения организации; фамилия, имя, отчество – как во всяком другом пропуске, подслеповатая фотокарточка, где Лена была больше похожа на бабушку, торгующую овощами на Трубной площади, чем на саму себя (видя такую бабушку, Лена обязательно показывала ей язык), две небольшие печати, на одной из них, треугольной, была изображена цифра 2, на другой, круглой, – цифра 6. И подпись начальника охраны здания. И штамп, естественно, с жирным текстом в две строчки «Для документов».
Такой пропуск может быть и у лаборантки, работающей в цеху, где производят клизмы, а из отходов – гуттаперчевые затычки для ушей, и у библиотекарши, и у преподавательницы физкультуры в школе плоскостопых, и у кладовщицы, командующей на овощной базе морковкой, – ничего такого, что наводило бы на мысль о принадлежности Лены к «красноперым» или «снегирям», как на Сретенке звали милиционеров, в пропуске не было. Если эти косоволосые найдут что-нибудь, что привяжет Лену к «мусорам», они ее зарежут. Это точно.
Она вздохнула, на секунду пожалела, что у нее в ридикюле нет чего-нибудь острого, и тут же поспокойнела… Ну словно бы не с ней все это происходило, а с кем-то другим. Теперь она спокойно ждала, когда налетчик приблизится. Было холодно и неприятно.
Темная фигура, возникшая было впереди, неожиданно исчезла – ну будто растаяла в темноте.
– Открывай, открывай кошелек свой, дамочка, не стесняйся, – хрипловатый голос налетчика обрел теплые нотки, такое случается, когда палач начинает жалеть свою жертву, – но в следующий миг гоп-стопник неожиданно взвыл горласто, будто ему в причинное место копытом заехал жеребец.
Елена поспешно обернулась. Налетчик корчился на земле, пытался сдержать зубами вой, но это ему не удавалось. К вою примешалось шипение, будто в бане на раскаленные камни плеснули шайку воды.
Над налетчиком стоял человек, знакомый Лене – гибкий, в хромовых, начищенных так, что они сверкали даже в темноте, сапожках и грозил поверженному гоп-стопнику пальцем:
– Никогда больше не останавливай своих, сретенских… Понял, дубина вонючая?
– Х-хэ-а-а, ах-ха-а-а, – поверженный налетчик даже слова не мог сказать, боль перетянула ему дыхание.
– Иначе зубы все повышибаю – все, до последнего корешка, который растет у тебя в глотке. Даже кашу не сможешь есть, понял? А заодно и на костыли пересажу.