Три цвета крови - стр. 75
После того, как Эшли ушла из дома, а её младшие сестры вышли замуж, Ханна запила ещё больше. До отчима Эшли и вовсе не было дела, как и ему до неё, а с родным отцом всё давно было решено.
Лукас не понял бы всего этого, он уцепился бы за любую причину, чтобы заставить сына бросить её. Ему сыграло бы на руку как пьянство матери Эшли, так и нежелание девушки общаться с родителями, не разбираясь в причинах, а просто потому, что, по его мнению, дети должны всегда слушаться и уважать родителей, какими бы они ни были.
Кроме того, семья девушки была бедна. Хиггинса же интересовали престиж и полезные связи.
Но, как бы Эшли ни стыдилась своей семьи, считая её неблагополучной, на торжестве у Хиггинсов она, в свою очередь, убедилась, что и родственники Шона не такие идеальные, какими казались.
Проходя мимо, Эшли случайно услышала разговор между Лукасом и Эльзой.
Бывший крайне вежливым и галантным до тошноты, Лукас за спиной гостей перебрасывался с женой весьма нелестными эпитетами в их адрес. Высмеял нелепую привычку двоюродного брата вопить во время просмотра футбольных матчей. Обозвал жену коллеги “тупой курицей”, а самого коллегу “бараном, которого пригласил лишь потому, что он смыслит в продаже акций”. В заключение Лукас заявил, что теперь им придётся терпеть занудные речи нового пастора, который “и в подмётки не годится старому”.
Эльза успокаивала мужа. Они не заметили, как проскользнула мимо них Эшли, сделав вид, что ничего этого не слышала.
Худшее началось во время обеда, когда Лукас перед всеми высмеял её.
Эшли неправильно управлялась со столовыми приборами и чувствовала себя очень скованно в этом обществе. Шон вёл себя так, будто стеснялся её и не оказывал ей знаков внимания. Вдобавок ко всему, от волнения Эшли выронила из рук вилку, которая с шумом упала на мраморный пол, чем приковала к себе внимание гостей. Она наклонилась, чтобы поднять прибор, неловко выпрямилась, при этом стукнувшись головой о стол, и громко чертыхнулась.
Тяжело вздохнув, Хиггинс-старший взглянул на неё:
– Мой старший сын, вероятно, женится на этой девушке и нам придётся принять её в семью. Шон будет краснеть за неё всю жизнь, но ничего не поделать, любовь – вещь необъяснимая, – он превратил свои дальнейшие разглагольствования в тост “за любовь, какой бы странной и нелепой она не казалась”.
Эшли не выдержала. Отшвырнув от себя вилку и нож, она встала из-за стола и высказала ему всё, что думает об этом “маскараде и показухе”.
Гости озадаченно слушали её. Те, о ком она вслух повторила услышанные от Лукаса эпитеты, злобно посматривали на хозяина дома. Они догадывались о его рассчитанном лицемерии, скрытым под маской приторной слащавости, и теперь подтвердили свои догадки.