Три богини судьбы - стр. 15
– Что?
– Обернись. Ты видишь ее? – Руфина указала на портрет. – Это наша мать.
Августа послушно обернулась и долго, очень долго смотрела на портрет. Великая Саломея на нем была изображена молодой – в полный рост у зеркала в серебряной венецианской раме. На ней было черное платье до полу, в руках хрустальный шар, с которым она не расставалась; его помнили все, кто приходил, приезжал к ней, кто приглашал ее к себе – читать, рассказывать, видеть, обещать, предостерегать, предупреждать.
Краски на портрете были яркими, чувствовался этакий советский «кич» восьмидесятых. Некоторым, впервые попавшим в особняк на Малой Бронной, мерещилось, что это портрет кисти Глазунова или Шилова. Но это было не так. Портрет великой Саломеи рисовал совершенно другой художник. Саломея выбрала его сама, и только потому, что увидела и предсказала его раннюю безвременную кончину – смерть от несчастного случая, трагическую и нелепую, на железнодорожном полустанке. «Он уже никого не нарисует после меня, и это хорошо», – сказала она. И ее старшая дочь Руфина – очень молодая еще тогда – запомнила эти слова на всю жизнь.
Портрет был нарисован на пике славы и популярности ее матери в определенных кругах. О Саломее говорили, нет, в основном судачили по тогдашнему советскому обычаю на кухнях, что она «как Ванга», сравнивали ее с Джуной. Но она не была ни Вангой, ни Джуной. Она была другая.
«Ядовитая божественная Саломка эпохи заката развитого социализма в СССР» – так совсем не по-деловому писал о ней американский «Таймс» в 1977-м. Все воспоминания старшей, Руфины, начинались именно с этого времени, когда их с матерью перевезли и поселили в этом доме на Малой Бронной. Откуда перевезли? Руфина этого не помнила, нет, помнила, конечно, но постаралась забыть. Зачем ворошить прошлое? Мать, великая Саломея, волей судьбы большую часть жизни прожила втайне, инкогнито, хотя здесь, в особняке, и тогда и после побывало много, очень много известных людей.
Несколько раз ее возили в Кремль – еще тогда, в семидесятые, потом и в ЦКБ. Нет, она никогда не была целительницей и никого не лечила, как Джуна. Ее вызывали совсем по другим вопросам. Да-да, совсем по другим…
Когда Москву посетил Рейган… она встречалась с ним. К ней часто приезжали люди из ЦК. Особенно после катастрофы на Чернобыльской АЭС. Тогда сеансы были особенно долгими – мать запиралась с посетителями на несколько часов. Руфина помнила это. Тогда никто не знал, что делать, – не знали на самом верху, все боялись. Все очень боялись. Паника и растерянность, почти паралич, коллапс, а по радио и по телевизору – сплошное вранье. Саломею просили о консультации – просили так настойчиво, как не просили никогда прежде: «прочитать», увидеть, проконсультировать, предостеречь, сделать прогноз… Будет ли эффективен «саркофаг», что делать с городами, пораженными радиацией, какие грядут последствия. И главное – будут ли народные волнения, бунты в пораженной зоне, стоит ли держать в боевой готовности войска.