Три богини судьбы - стр. 17
– Я хочу узнать только одно – он жив или нет, – женщина прижала к груди сумку «Луи Вюитон». – Мой сын… Ему же всего девятнадцать!
– Вещи, пожалуйста, или фотографию дайте, – настойчиво повторила Августа.
– Вот, вот, много фотографий. Он так любил фотографироваться. Это вот когда он был во Франции. А это когда они… когда мы отдыхали на Канарах…
– Достаточно одной, но где только он, – Августа забрала фото и передала его Нике.
Та вгляделась в снимок. Положила его на колени – нет, на голые ляжки, обнажившиеся бесстыдно. Она не поправила свое черное платье-коротышку, она вообще не придавала значения таким вещам. Потом она накрыла лицо изображенного на снимке рукой и откинула голову на спинку кресла. Как будто задремала.
– В общих чертах мы знаем, но расскажите снова – очень сжато, – сказала Руфина.
– Ну что рассказывать, я откомандирован в Узбекистан нашей корпорацией, там большие инвестиционные проекты в энергетику, – мужчина снова кашлянул. – Жена была со мной, а сын учился в Москве на втором курсе в университете имени Губкина. Он и приехал-то к нам туда всего на несколько дней. А потом они с другом собирались лететь в Эмираты. Прямо из Ташкента.
– Ему было девятнадцать лет?
– Да, второй курс. В то утром все было как обычно. Он встал…
– Подожди, ты не знаешь, тебя не было, ты находился в офисе. Я была с ним, я, – лихорадочно перебила его супруга. – Он встал, и мы завтракали. Вечером нас пригласили… Ну это неважно, президентские скачки… это неважно… Сын… он был все время со мной. Понимаете – совершенно незнакомый ему, чужой город. Ташкент, вы знаете, что сейчас такое Ташкент? Мы жили в квартале… ну, в правительственном квартале, резиденция корпорации… Там охрана и все такое прочее… Это же теперь заграница, и потом, это Азия… Он никого не знал там, в этом городе, – я точно это знаю, он прилетел к нам всего двое суток назад. И вот когда мы сидели с ним на веранде в саду, ему вдруг кто-то позвонил по мобильному. Я и внимания не обратила, думала, что это кто-то из Москвы. Он встал, поцеловал меня и сказал: «Мама, я сейчас, на пару минут». И вышел. И я ничего не почувствовала, не встревожилась, вы понимаете? А потом я спросила у охранника, потому что сына все не было, и охранник сказал, что он вышел за ворота резиденции и пошел по улице – в чем был, в джинсах, в майке. На нем даже кроссовок не было, просто такие кожаные шлепки, испанские…
– И с тех пор вы его больше не видели? – спросила Августа.
– Он пропал. Наш сын… господи, что мы только не делали, где только не искали, кого только не подключали – там, в Узбекистане, и здесь, – мужчина говорил сдержанно, но давалось это ему тяжело. – Я все что мог… полиция, частные детективы… Обращался к тамошнему духовенству… В правительство, в администрацию… Наш сын… Никаких вестей, ноль. Вот уже целый год мы не знаем ничего о нем.