Третья ракета - стр. 16
Мы все молчаливо соглашаемся. Кто из нас скажет хоть слово против Люси? Желтых затягивается, розовый огонек загорается и гаснет в его кулаке.
– В трудной жизни выросла. В нелегкий час. А это уж так: если жизнь в молодости перетрет хорошенько – будет человек, а заласкает – пропал ни за понюшку.
– Ну, это ты загибаешь, – говорит снизу Лешка. – При чем тут жизнь? Угождает она тебе, Люська, потому за нее и тянешь.
– Угождает! – злится Желтых. – Эх ты, голова еловая! Не знаешь ты ее. А я знаю. Откуда у нее это возьмется? У нее такого и в крови не было. Отец ее вон какой герой был! Орел! Революцию у нас на Кубани делал. Восемнадцать ран имел. Рано умер. А она у чужих людей росла. Думаешь, сладко было? Потому и такая… справедливая.
Задорожный, однако, из озорства или из упрямства не соглашается.
– Тебя тогда на Буге выручила, так уж и справедливая.
– А что ж, и выручила. Спасла. Молодец. Если бы не она, расстреляли бы ни за что. Дурное дело – не хитрое. Шпокнули бы – и все. Разве мало дураков еще есть? А так вот живу. Что значит вовремя вмешаться.
Луна потихоньку ползет в небе, на истоптанной земле шевелятся наши короткие тени; пахнет травой, разрытой землей, росистой свежестью дышит сонный простор.
– Такое не забудется. Долго будет помниться. До гроба, – прочувствованно продолжает Желтых. – Но и мы однажды ее выручили. Тут, видно, не все знают. Кто помоложе – не был. Кто с той поры остался? – оглядывая нас, спрашивает командир. – Попов – раз, ну Кривенок, остальные новички. Как-то под вечер нас перебросили на фланг, – затянувшись, говорит Желтых и гасит о землю цигарку. – Стояли в вишеннике, я, помню, присел переобуться. Ребята окоп роют. Грязи – на каждом сапоге полпуда. И тут прибегает солдатик – так и так, мол: в хуторе немцы раненых окружили. Двадцать солдат и одна девка. Отбиваются, помогите. А до хутора километр с гаком. Слышим, стрельба усилилась. Не докопали мы окопа, бросили лопаты, автоматы в руки – и туда. А Попов зарядил орудие и давай палить. Один, а ловко так, брат, палил. Бежали мы и радовались.
– Снаряд туда стрелял, снаряд сюда стрелял, хату не задевал, – довольно усмехается в сумерках Попов.
– Ага, ладно приловчился. Около часа мы карабкались на бугор, а Попов все не допускал немцев. Подбежали, ударили, немцев отбросили – и в хату. А там пехотинцы, саперы и, глядим, Люся, раненная в ногу. Повытаскивали всех, потом кто как мог из-под огня выбирался. Люсю Кривенок выносил. Обхватила она его за шею, так и волок он девку через все поле. А минометы лупили – думал, пропадут оба. Но обошлось. Только я неделю боялся – а ну, думаю, комбат снаряды проверит. Попов чуть не все расстрелял. Хорошо, что танки нас тогда не потревожили.