Третья ракета - стр. 15
– Любота! – говорит Желтых с удовольствием в голосе. – Теперь у нас на Кубани ой как жарко! От зари до зари, бывало, в степи вкалываешь до седьмого пота, а тут лежи… спи. Поел и на боковую. Так и от войны отвыкнешь. Правда, Лозняк? Ты сколько в госпитале провалялся?
– Девять месяцев без трех дней.
– Крепко, видно, тебя тюкнуло. В ногу?
– В бедро, – говорю я.
– Та-а-ак, – неопределенно вздыхает Желтых и, подумав, добавляет: – А вообще, пропади она пропадом, война. В японскую у меня деда убило. В ту германскую – отца. Японцы под Халкиным-Голом…
– Халхин-Голом, – поправляет Лешка.
– Что? А черт его выговорит… Да. Так там брата Степана покалечило. Пришел без руки, с одним глазом. Теперь – я… Хотя тут уж ничего не скажешь. Уж тут надо. Или Гитлер тебя, или ты его. Только мне все думается: неужели и моим детям без отца расти?
– Слушай! – приподнимается Лешка. – Вот ты говоришь, воина, война! Гитлер! А ты подумал, кто ты до войны был? Ну кто? Рядовой колхозник! Быкам хвосты крутил, кизяки голыми ногами месил. Точно? Ну?
– Ну и что? – настораживается Желтых.
– А то. Был ты ничто. А теперь? Погляди, кем тебя война сделала. Старший сержант. Командир орудия. Кавалер ордена Отечественной войны, трех медалей «За отвагу», член партии.
– Вот сказал! – язвительно удивляется Желтых. – Кавалер! Знаешь ли ты – у моего отца крестов было больше, чем у меня медалей, и что? А то – кавалер! – зло кряхтит на бруствере Желтых.
– Ерунда! – объявляет Лешка, беззаботно потягиваясь на траве. – Моя правда!
– Правда! Я все медали отдал бы, только б детей сберечь. А то если до нового года война не кончится – старший мой, Дмитрий, пойдет. Восемнадцать лет парню. Попадет в пехоту, и что думаешь? Молодое, зеленое – в первом же бою и сложит голову. Не пожив, не познав. А ты – «медали»! Хорошо тебе, холостяку, ни кола ни двора, сам себе голова. А тут четверо дома!
Лешка молчит, а командир вздыхает и молча глядит в темноту.
– Только и радости, как подумаешь: эта война уже последняя. Довоюем, и баста. Второй такой не будет. Не должно быть! Сам я готов на все. Но чтобы в последний раз. Чтобы детям не пришлось хлебать все то же хлебово.
– А что, пусть повоюют, – не то всерьез, не то в шутку возражает Задорожный. – Умнее будут. Война, говорят, академия.
– Академия! Сам вот сперва пройди эту академию, а потом говори.
– Ерунда! Воюют же хлопцы. И девки даже. Вон Люська, например. Чем она хуже?
– Ну и что же? Думаешь, правильно это? Легко ей, девчонке, среди таких вот, как ты… бугаев?
– А что?
– Ничего! Правда, Люся хорошая, – говорит Желтых. – Довоевать бы, и дай ей бог счастья. Она стоит…