Третий шаг - стр. 7
Со мною тень, мне данная с рожденья,
Я всюду и всегда с моею тенью.
*Шамиссо. Удивительная история Петера Шлемиля.
Спасибо за слова, Шамиссо, как тень я ношу с собой тоску (мой защитный механизм). Я художник, который на миг стал обычным человеком, потому что случайно забрел в дом (хуже всего, что с мезонином). А в этом домике, как водится, не до творчества; здесь, понимаешь ли, любовь. И все-таки меня назвали Евгением, так что дом с мезонином – только пророчество; Евгений о нем знать никак не мог, но все же чеховскому авторитету доверился, сошел со страниц одного автора и пошлепал босиком (сумасшедший предатель) к другому. За ним ни через какой магический кристалл не уследишь – глупый блудный сын совсем отбился от рук, возжелав самостоятельности. Где ты сейчас? Твой маленький мозг (мозг-то маленького человека!) не додумал важную мысль. Из-за нее, одной этой мыслишки, – пиши пропало: ты в западне, глубоко, никтоне вытянет. Кажется, все беды начались с того самого момента, когда моя измученная мать торжественно провозгласила:
– Пусть будет Евгений.
И даже значения сказанному не придала (спасибо, что не Родион).
Пустой бокал – это меня теперь беспокоит больше всего прочего; и даже не наполовину пуст, наполовину полон, а просто пуст. Я подошел к окну…
Тогда тоже была эта чертова луна. Такая же круглая и желтая, как блин. И мне хотелось врезать по этой жирной физиономии, но Ольга удерживала мою руку. У нее были восхитительные черные глаза и крашеные белые волосы. Безумно красивое лицо: скульптор просто решил посмеяться над наивным. Пожалуй, до сих пор мне ни разу не попадались девушки с такими же красивыми лицами. Эталон (литературе и не снилось – и даже Пушкину), а я ведь обожатель признанных идеалов. Тогда фразу «красота спасет мир» я понимал буквально. Правильно, не знал же, что когда-нибудь попаду на филфак. Светила надменная луна и вонзала длинные клыки в рыхлую землю, оставляя после себя ощущение ложного тепла. А рядом стояла Ольга, богиня поруганной любви, и гладила мою дрожащую юношескую руку.
– Ты ведь понимаешь, дорогой, что мы не смотримся вместе, – она так и сказала «не смотримся», это меня особенно оскорбило, – У тебя губы слишком полные, мне неприятно их целовать.
И это после всего, что уже случилось прошлой ночью. Вместо луны дремал утонченный месяц, я изучал ее фарфоровое тело и касался нежных ключиц своими (кто бы мог подумать: полными!) полными губами. Она все твердила, что никогда в жизни не была так беспредельно счастлива и что я – на всю жизнь; и кое-кто верил, и кое-кто продолжал целовать.