Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве - стр. 35
Впрочем, иногда он ударялся в воспоминания, и тогда мне удавалось узнать много интересного.
Я, когда мамка еще была жива, часто в монастырь лазил и затирал с братией, ну так монахи себя называют. Там один был прикольный парнишка, только с армии пришел, с Чечни, брат Антоний звали. Я у него тоже много чего разного спрашивал, и за Бога тоже, так он сразу все понятно объяснил, что Бог – это свобода.
В подтверждение своих слов Монах задрал свою красную майку Chicago bulls и показал на груди расплывчатую светло-голубую татуировку, набитую гелиевой ручкой – восходящее солнце среди порванных кандалов, а сверху большими буквами – «Свобода», а потом еще одну, на плече, – СЭР, то есть «свобода это рай».
Потом улыбнулся и добавил:
– Просто у кого-то она есть, например у тебя, а у кого-то нет, то есть у меня. Но когда-нибудь обязательно будет! Просто Бог меня еще не нашел, а потом обязательно найдет, я же заслужил, да?
Я немного не понял и засомневался:
– А как же говорят, что Бог – это любовь?
Монах расхохотался и хлопнул меня по плечу:
– Дурачок, любовь – это и есть свобода!
Мы частенько удирали в больничный сад таскать зеленые яблоки – «тыблочки» (побег из детдома считался делом почетным, и друзья беглеца старались покрывать его как можно дольше). Край рубашки подсовывался под ремень, а трофеи складывались за пазуху так, что добытчики превращались в беременных.
Мы сидели на дереве, и я спросил после долгого молчания:
– А ты что, правда, после шестнадцати хочешь или в тюрьму, или в монастырь?
Монах кивнул и отшвырнул огрызок.
– Жизнь такая.
– Ну жизнь такая, да, но есть же что-то и кроме реальной жизни! Можно что-то придумать, например! Ты же когда один, например, не о тюрьме же мечтаешь! – Я приподнялся и развел руками: – Вот у меня есть мечта. Ну, в общем, мечтаю стать писателем, и мама… – тут пришлось закашляться, словно подавившись яблоком, не хотелось при Монахе говорить о родителях, – ну меня поддерживает, и папа тоже, он даже отправил один мой рассказ в газету, его напечатали.
Монах презрительно фыркнул, и я сделал то же самое.
– Только это же мечты все. Я же не маленький и все понимаю. Никогда мне не стать писателем. Блат нужен, связи нужны, особенно в Москве, а у нас нет ничего. И еще – даже если там что-то выгорит, то бабок не будет. У нас вот есть знакомый, дядя Гриша, он типа поэт, так он вообще нищий. Я так не хочу.
– «В наше время хорошие деньги могут заработать или юристы, или экономисты», – цитата сестры пришлась очень кстати. – Экономика мне не нравится, математику не люблю, так что придется идти в юристы. Жизнь такая. Те же четыре стены, как у тебя, и никуда не убежишь… Но мечта-то у меня есть, писательская! А у тебя какая?