Трагедии - стр. 20
Гамлет
Милорд, у меня есть новости для вас. Когда Росций[33] был в Риме актером…
Полоний
Актеры приехали, милорд.
Гамлет
Неужто! Ax-ax-ax!
Полоний
Ей-богу, милорд!
Гамлет
Прикатили на ослах…
Полоний
Лучшие в мире актеры на любой вкус, как-то: для трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико– и историко-пасторальных и для сцен в промежуточном и непредвиденном роде. Важность Сенеки, легкость Плавта[34] для них не диво. В чтении наизусть и экспромтом это люди единственные.
Гамлет
О Евфай, судья Израиля, какое у тебя было сокровище[35]!
Полоний
Какое же это сокровище было у него, милорд?
Гамлет
А как же:
Полоний (в сторону)
Все норовит о дочке!
Гамлет
А? Не так, что ли, старый Евфай?
Полоний
Если Евфай – это я, то совершенно верно: у меня есть дочь, в которой я души не чаю.
Гамлет
Нет, ничуть это не верно.
Полоний
Что же верно тогда, милорд?
Гамлет
А вот что:
И затем вы знаете:
Продолжение, виноват, – в первой строфе духовного стиха, потому что, как видите, мы будем сейчас развлекаться.
Входят четверо или пятеро актеров.
Здравствуйте, господа! Милости просим. Рад вам всем. Здравствуйте, мои хорошие. – Ба, старый друг! Скажите, какой бородой завесился, с тех пор как мы не видались! Приехал, прикрывшись ею, подсмеиваться надо мною в Дании? – Вас ли я вижу, барышня моя[36]? Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи! Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит, как золото, изъятое из обращения. – Милости просим, господа! Давайте, как французские сокольничьи, набросимся на первое, что нам попадется. Пожалуйста, какой-нибудь монолог. Дайте нам образчик вашего искусства. Ну! Какой-нибудь страстный монолог.
Первый актер
Какой монолог, добрейший принц?
Гамлет
Помнится, раз ты читал мне один отрывок; вещь никогда не ставили или не больше разу – пьеса не понравилась. Для большой публики это было, что называется, не в коня корм. Однако, как воспринял я и другие, еще лучшие судьи, это была великолепная пьеса[37], хорошо разбитая на сцены и написанная с простотой и умением. Помнится, возражали, что стихам недостает пряности, а язык не обнаруживает в авторе приподнятости, но находили работу добросовестной, с чертами здоровья и основательности, приятными без прикрас. Один монолог я в ней особенно любил: это где Эней рассказывает о себе Дидоне[38], и в особенности то место, где он говорит об убийстве Приама