Традиции & авангард. Выпуск № 3 - стр. 16
Женщина все-таки подносит к губам кружку, хлебает темный напиток, проглатывает – быстро, как алкоголь.
– Мальчик учится в интернате, – говорит она четко и размеренно, глядя в темную заоконную пустоту.
Стараясь не смотреть на треугольное нахмуренное лицо мальчика с холодильника, похожее на отцовское. Его день рождения обведен красным фломастером на крошечном квадратном календаре, который дали ей в банке. Календарь кричащего розового цвета – неизвестно, кто придумал, будто розовый – это женский, так ещё и возле месяца крошечным апострофом дописано слова «Мария». А возле двузначного числа – только одна буква.
Январь – «Мария».
13 – В.
Но участковый тоже бродит глазами по холодильнику. Наткнувшись на знакомое слово, в первый момент Евгений Борисович щурится, потом достает блокнот.
– Вы обращались в банк «Мария»?
– Да, – отвечает собеседница. – Надо было платить за квартиру, а зарплата в том месяце была совсем маленькая. Никому сейчас не нужны книги. А кроме этого женского банка, никто кредит не давал.
Она растерянно посмотрела на обветренные пальцы гостя, сжимающие крохотную записную книжку.
– Телефоны продавать пойду, наверное, – рассуждает она вслух. – Или какие профессии нынче в ходу?
– Электрики, – подает голос из коридора Дуня. – Хороший мастер всегда пригодится, так папа говорил…
– Да откуда ты вообще помнишь, что он говорил? – срывается мать. – Тебе только два исполнилось, когда… когда… Когда он улетел.
Дуня вскакивает с места, убегает в глубину комнаты. Немерцающая отвертка остается лежать в коридоре, направив жало к двери.
Евгений Борисович улыбается, трясет головой. Чудная семейка. Все с прибабахом. Дочь-вундеркинд, мать, застрявшая в книжках. Сыночек, которого нет. Призрак отца, заключенный крошечным огоньком в крошечном индикаторе. «А своего-то помнишь?» – напоминает он сам себе бессильно. Его мать на вопросы, когда он был в Дунином возрасте, не отвечала. А потом он перестал спрашивать.
И все-таки он это чуял своим тем самым шестым чувством, охотницким носом, зудящей фантомной трубкой Холмса – что напал наконец на нужный след.
– Скажите… – произнес он после паузы. – А у вас не найдется фотографии Озерцова?
Женщина вздыхает, уходит в темноту комнаты, возвращается с цветным, но старым снимком. На нем они оба – она со взбитыми темными кудрями и он с рыжими волосами. Футболка с Че на нем, красная блузка с необычно широкими плечами на ней.
– Почему вы не дали эту фотографию год назад?
Она опустила взгляд, отвела в сторону.
Слова давались ей тяжело, особенно правда.
– Я тогда не хотела, чтобы его нашли. Сказала, что нет никаких фотографий.