Тоже Эйнштейн - стр. 39

– Можешь рассказать? – попросила Элен.

Я рассказала ей о том дне и о той несчастной семилетней девочке.

– А ты когда-нибудь проверяла, правда ли из тебя вышла бы лучшая учительница математики, чем из госпожи Станоевич? – засмеялась Элен.

– А знаешь, да.

Как-то странно было делиться с кем-то этим воспоминанием.

– И что из этого вышло?

– Учительницу зачем-то вызвали из класса. Ее долго не было, девочки начали болтать и расхаживать между партами. Это, конечно, было серьезное нарушение школьных правил.

– Еще бы.

– Одна девочка, Агата, кажется, ее звали, подошла ко мне. Я удивилась – что ей нужно? Я ведь не дружила ни с ней, ни с другими девочками. Я подумала – может, она хочет надо мной поиздеваться. Понимаешь?

– Понимаю.

– Но она вместо этого наклонилась ко мне через парту и попросила объяснить ей умножение. И я начала объяснять урок госпожи Станоевич – по своей собственной методе. Пока я рассказывала, девочки одна за другой подходили к моей парте, пока наконец вокруг меня не собрался почти весь класс. Тогда я, как ни рискованно это было, похромала к доске. Не только ради девочек, но и ради себя самой. Если я им всем объясню, как это легко, то, может быть, госпожа Станоевич перейдет к чему-нибудь поинтереснее. Например, к делению.

– По какой же методе ты им объясняла?

– Я не стала повторять с ними таблицу, которую госпожа Станоевич написала на доске, а взяла только один пример: шестью три. Я сказала девочкам, чтобы они не заучивали решение наизусть, а подошли к нему с помощью сложения, которое уже начали понимать. Объяснила, что «шестью три» на самом деле означает, что число шесть нужно взять три раза и сложить. И когда я несколько раз подряд услышала «восемнадцать», то поняла, что это помогло – по крайней мере, некоторым.

– Значит, это и был тот самый момент.

– Не совсем. Тот самый момент наступил сразу за этим. Я оторвала взгляд от доски и увидела, что госпожа Станоевич вернулась. Она стояла в дверях, а рядом с ней – еще одна учительница, госпожа Кляйне. При виде ученицы у доски у них отвисли челюсти.

Мы захихикали над этой картиной: храбрая маленькая Милева и ее скандализованная учительница.

– Я замерла: думала, что сейчас получу линейкой по пальцам за свою дерзость. Но – удивительное дело – прошла самая долгая минута в моей жизни, и госпожа Станоевич улыбнулась. Она повернулась к госпоже Кляйне и, посовещавшись с ней, сказала: «Отлично, госпожа Марич. Не могли бы вы повторить этот урок еще раз?» – Я немного помолчала. – И вот тут я поняла.

– Поняла, что ты не такая, как все? Умнее?