Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия - стр. 9
– Да! Это видения! – воскликнул ее сын, как будто прочитал ее мысли. – Видения тех людей, что меняют человечество. Маленькие, побольше – и великие, вечные. Видения, которые начинаются и заканчиваются, живут, а потом умирают.
– Если они умирают, то куда уходят? – спросила она, озадаченная зрелищем загорающегося и гаснущего света – он был похож на подпрыгивающие звуковые волны на дисплее стереосистемы ее внука. – А где они начинаются?
– В мироздании – в него же и возвращаются! – сказал он, смеясь, и откусил от яблока. – Вон тот, яркий, видишь? – в восхищении спросил он. – Бесподобный! Похож на Джорджа, его послание люди еще помнят. Какое доброе и нежное видение… Видишь?
– Джорджа? А, да. Ученик твой. Низенький такой?
– Нет, Сарита, он из Битлов. И намного выше меня.
Точно. Она вспомнила. «Битлз». Это на звуки их музыки она шла сюда. Она только сейчас едва успела прийти в себя от этой долбежки в голове.
– Сарита, ты видишь мое видение? – прокричал Мигель. – Вон там! Смотри, как светится! И вон, глянь! Это нити от него движутся, ярче становятся… И тут, и там! А вот – золотисто-желтые, нет, цвета червонного золота, вон там. Постой!
Сарита выпустила из рук сумку и схватила его за плечо. Мигель развернулся и посмотрел на нее. Лицо его продолжало светиться радостью.
– Да, твое послание живет, все больше людей привлекает, – сказала она. – Вон оно. Мы видим его.
– Потрясающе, правда?
Мигель наконец прекратил грызть яблоко и бросил его в сторону. Едва оторвавшись от его руки, оно немедленно исчезло. Он хотел было внимательнее понаблюдать за образом видений человечества, но слова матери, произнесенные строгим, мрачным тоном, смутили его.
– Чтобы это видение жило и дальше, нам нужен Мигель. Сейчас ты вернешься ко мне. Тебе еще рано умирать. – Мигель припомнить не мог, когда в последний раз его мать говорила с таким напором.
– Я уже умер, – улыбаясь, ответил ее тринадцатый ребенок.
– Ты не умер. Тебя лечат врачи. Мы молимся за тебя. Предки изо всех сил стараются ради тебя.
Мигель скорчил гримасу, изображая отчаяние, но в глазах его оставался все тот же блеск.
– Madre[4], только не нужно предков, ладно?
– Твое сердце исцелено, m’ijo[5]. Тебе нужно только собраться с духом и вернуться к нам. Возвращайся!
– Сарита, это сердце уже никому не вылечить. У меня отказали легкие, а телу моему там без меня постепенно приходит конец. – Он с любовью посмотрел на нее. – Я ведь сам врач, не забывай.
– Но ты еще и трус! Возвращайся, тебе нужно закончить то, что ты начал!
– Ты же знаешь: все, что мог, я уже отдал.