Только один год. Лишь одна ночь (сборник) - стр. 31

Она сжимает меня сильнее.

– Как ее звали?

Я не хочу произносить ее имя. Но Ана-Лусия крепко за меня взялась, если я не скажу, это вызовет подозрения.

– Лулу, – говорю я в подушку. Это ведь даже ненастоящее ее имя, но все равно кажется, будто я ее предаю.

– Лулу, – повторяет Ана-Лусия. Отпускает меня и садится. – Француженка. Вы с ней встречались?

В окно пробивается утренний свет, бледный, серый, он придает всему, что вокруг, легкий зеленоватый оттенок. И почему-то в этом сером рассвете воспоминание о Лулу в той белой комнате начинает просто светиться.

– Нет, конечно же.

– Значит, просто очередная интрижка? – Ана-Лусия отвечает смехом на свой собственный вопрос, и меня это ее понимание раздражает.

После всего, что случилось той ночью в сквоте, Лулу провела пальцем по запястью, и я сделал то же самое. Мы как бы показывали на пятно, на такое, которое остается навсегда, даже если ты против. Это что-то значило, по крайней мере, в тот момент.

– Ты же меня знаешь, – небрежно говорю я.

Ана-Лусия снова смеется – это гортанный, густой и снисходительный смех. Она садится на меня сверху, словно наездница.

– Знаю, – говорит она, сверкая глазами, и проводит пальцем по моей груди. – Я теперь знаю, через что ты прошел. Раньше я этого не понимала. Но я повзрослела. Ты тоже повзрослел. Думаю, теперь мы стали новыми людьми с новыми потребностями.

– Мои потребности не изменились, – говорю я. – Они у меня абсолютно те же. Самые базовые. – Я резко тяну ее к себе. Я все еще сержусь, но напоминание о Лулу меня взбудоражило. Я провожу пальцем по кружевам, обрамляющим лифчик Ана-Лусии. Засовываю палец под бретельку.

На миг она закрывает глаза, я тоже. Ощущаю податливость кровати и след ее вощеных поцелуев на своей шее.

– Dime que me quieres, – шепчет она. – Dime que me necesitas[27].

Я не делаю этого, потому что она говорит по-испански, не зная, что я ее понимаю. Я так и не открываю глаза, но даже в темноте я слышу голос, обещающий, что она станет моей девушкой из горной деревушки.

– Я о тебе позабочусь, – говорит Ана-Лусия, и, услышав слова Лулу из уст другой, я подскакиваю.

Но голова Ана-Лусии ныряет под одеяло, и я понимаю, что она имела в виду другую заботу. Это мне особо и не нужно. Но я не отказываюсь.

Через две недели уютной жизни в комнате Ана-Лусии я возвращаюсь на Блумштрат. Тут тихо, и я после несмолкаемого гомона на кампусе, где все всё обо всех знают, этому рад.

Я иду на кухню и лезу в шкафчики. Ана-Лусия носила мне поесть из столовой или брала что-нибудь в ресторанах навынос, расплачиваясь по отцовской кредитке. Теперь я хочу настоящей еды.