Только (не) мы - стр. 79
Я смотрела на закат из окна своей квартиры. Стас подошёл сзади и обнял меня.
— Почему ты не примерила подвеску? — спросил он. — Тебе не понравилось?
— Понравилось.
Он ушёл и вернулся, чтобы самолично прицепить мне на шею эту пошлую безделушку. Несмотря на то, что сердечко было крохотным — всего несколько грамм, его вес я ощущала так, словно лошадиный хомут давит мне на плечи, отчего я чуть не падаю на пол, чуть не плачу и хочу поскорее скинуть с себя эту тяжесть.
— Значит, розы не понравились? — вновь допытывался Стас.
— Очень красивые.
Розы в самом деле были красивы какой-то неземной, адской красотой — красотой разврата, пульсирующей каждым отдельным бутоном, похожим на голодный рот или мясистое чрево. Они могли бы стать прекрасными, не будь их так много, не будь они так грубо слеплены друг с другом единым кровавым зевом.
Стас начал целовать меня в шею, потом стал расстёгивать платье, потом сжал грудь до боли, выказывая свой пыл.
Я осторожно высвободилась, пообещав, что сейчас приду. Ушла в туалет.
Не поднимая крышки, села на унитаз и зарылась в ладони лицом. Меня трясло.
Через какое-то время я расслышала, как меня зовёт Стас. Наверное, я просидела слишком долго, и он успел забеспокоиться.
Когда я вернулась в комнату, Стас указал на мой телефон и пояснил:
— Тебе звонил кто-то.
На экране действительно осталась отметка о пропущенном вызове, и светилось одно входящее сообщение: «С Днём Рождения, Лиз».
Я повернулась к Стасу.
У меня всё сжалось внутри, больно-больно, сильно-сильно.
Он сидел в кресле — молодой, красивый, возбуждённый мужчина, который потратил для кого-то неподъёмную сумму на охапку уже мёртвых растений и милый до отвращения кусок золота, который нисколько не был похож на то, что изображал. Человеческое сердце совсем другое, совсем негладкое, немилое, оно постоянно бьётся, бьётся, расширяется и сжимается, а сейчас оно рвётся на части, и не золото, а кровь бежит внутри него. Я слышала, как она стучалась в мои виски.
— Стас, — сказала я, — у нас ничего не получится.
— Почему?
— Дело не в тебе, дело во мне.
— Дурацкая формулировка, — ответил он.
— Может, формулировка дурацкая. А может, и я дура…
— Да, — согласился Стас. — Ты точно дура.
— Да, Илзе, ты дура, — слово в слово повторила на следующий день Габи, когда я позвонила ей и призналась, что натворила вчера вечером.
— Ну, хорошо. Даже если так, я не могла заниматься с ним этим. Не могла, — оправдывалась я в трубку. — А заставлять его ждать дальше просто бесчестно.
— Да причём тут вообще Стас? — возмутилась Габриеля. — Меня не волнует наполненность его мошонки. В конце концов, он уже взрослый мальчик — справится сам. А называть тебя дурой имею право только я. Так что пусть катится на все четыре стороны. Он не первый и не последний. Меня волнуешь ты, Илзе. Ты зациклилась на мужике, который тебе ничего не обещал и даже не пробует вернуть тебя. В шею надо гнать таких людей, а не страдать по ним.