Точки соприкосновения. Современный рассказ - стр. 10
Музыка зазвучала громче, софиты хаотично забегали пятнами света по залу, как будто пытались найти кого-то. Народ энергичней задвигал бокалами над столами, послышался пьяный смех.
– Ещё виски? – услужливо спросил официант.
– Нет, сок дайте. Любой.
Слово «любой» привело официанта в замешательство. Старательно перекрикивая музыку, он начал перечислять виды соков, которые они подают. Фиолетовые пятна скакали по лицу официанта, от чего казалось, он гримасничает.
– Я сказал, любой. Лю-бой! Третий раз повторяю, неужели это так сложно?! – уже по-русски взъелся Павел Петрович.
Официант поспешно кинулся в сторону барной стойки, передал заказ бармену и скрылся за дверью кухни. «А вот и путь к отступлению», – отметил Неуверов. Если что, через кухню можно слиться.
Двадцать лет назад, на заре своей карьеры, Павел Петрович отсидел полгода в СИЗО, тогда это называлось КПЗ. Ему было примерно столько же, сколько Гамлету. Стояло ленивое лето 1990-го года. Павел только что сдал госэкзамены и отдыхал в Югославии с друзьями – это было последнее лето единой Югославии, со следующего года там все полетело в тартарары. Вернулся в Москву и узнал, что предыдущей ночью умер отец. Официальной версией был инфаркт, но в воздухе висело – шепотки, обмолвки, – что не всё так просто.
Вечером, после поминок мать Екатерина Алексеевна, строгая, породистая, с цепким взглядом тёмных глаз, вся в чёрном, сидела в кресле с прямой спиной и говорила сыну:
– Настали тёмные времена, Паша. Чтобы сохранить компанию, нам придётся пойти на компромисс.
Мать сжимала в пальцах носовой платок, но не плакала.
Павел тогда ещё не принимал участия в делах компании. В университете, в отсутствие жёсткого родительского контроля, он нажимал не на юриспруденцию и экономику, а на бокс и греблю. Ему нравилось ощущение собственной физической силы. Он с эйфорией наблюдал за движением энергии своего удара правой. Он наслаждался командной работой гребцов, когда все четверо превращаются в один гибкий и мощный инструмент, блестящий мускулами, уверенно взрезающий водную гладь. Летом, на практике, Павел, конечно, работал у отца. Но по-любительски, в охотку, несерьёзно.
– Компромисс? С кем? – возмущённо спросил он.
Павел злился, что мать больше переживает из-за компании, чем из-за смерти отца. Да ещё и говорит о каком-то компромиссе? Учитывая, что это, может, вовсе не инфаркт? Нет! Только месть и справедливость!
– Нас на части разорвут в момент, – глухо ответила Екатерина Алексеевна, отвела взгляд и прикрыла платком скривлённый рот.
У Павла ёкнуло сердце. Он всё же не был наивным мальчиком, и слова матери поколебали его уверенность в нерушимости отцовской империи. Именно тогда Павел впервые почувствовал нарастающий стук крови в ушах. Он понял, что и сам терялся в своих чувствах. Первоочередная задача, конечно, выяснить истинную причину смерти отца, но сохранить компанию – это ведь тоже важно? Не ради денег, ради справедливости.