Точки непостижимого. Современный рассказ - стр. 43
– А ты мне не тычь, – аль забыла дитячьи косточки, что под старым клубом покоятся? Аль скинула, грех войной покрыло, да за чужим мужиком горя-то не знаешь…
– А ты что? С той поры-то всё помнишь? Быльём поросло-то давно, если что и было, дак неправда уж… Однако мужику-то мому не стрепи, не бери лишний грех на душу…
– Я-то не возьму, да всё помню, что вы забыли… Молодых теперь всё хаете, вот, мол, мы не в пример вам какие порядочные были… а откуда б они нынче такие вот взялись проститутистые? Мать моя сколько ваших грешков под танцульки-то поприкрыла, посхоронила…
– Ты язычок-то за зубами всё ж попридержи-ка… Сумасшедшая, оно и есть сумасшедшая.
– А земелюшка-то вся в косточках, костьми засеяна, кровью взлелеяна… Ахти мне… ахти…
Она родилась на земле в русальскую ночь. Отца своего не помнит, может, его никогда и не было… мама ей просто говорила, что непутёвый. Поднимала детей одна. Видимо, и уехала от него в этот посёлок (много тут народу всякого просеялось перекатипольного да ссыльного). Ей тогда было года два-три, а когда началась война, наверно, шесть. Младшую сестрёнку не сберегли, в три года в войну умерла… Такой маленький гробик, и в нём сестрёнка, как красивая большая кукла в белом платье, пошитом из старой клубной занавески. Шила тётя Мая, директор клуба, а мама работала уборщицей… Пока сестрёнка болела, мама исступлённо молилась на иконы, у неё их было много… Но малышка не выздоравливала, слабела с каждым днём. Водичка из ложечки течёт по детскому подбородочку, мама пытается напоить каким-то древесным отваром, накормить хоть чем-то, но ребёночек уже не может глотать… мамины руки трясутся мелко-мелко, совсем как у неё сейчас после очередного приступа.
… Детский гробик захватывает течение реки и уносит прочь. Неправда, обрывает она видение, неправда, по реке я пускала венок купальский… А иконы все после смерти младшенькой мама убрала, в мешочек завязала и сказала: «Невмоготу будет – достанешь, может, тебе хоть помогут, а то и продашь в чёрный день, когда одна останешься». А она их отдала в храм, церкви тогда восстанавливать стали по сёлам. В своём-то посёлке нет. Молельный дом открыли по западному образцу, там иконы не нужны. Приехали из Америки и давай учить, как жить правильно надо, агитировать, с переводчиком ещё… Слушала Любонька их, слушала, да и говорит: «Что ж ты, сукин сын, перед нами ломаешься, ты же никакой не американец, так говори по-русски». Удивился, глазёнками заморгал, кто такая да как поняла. А Любоньке что? Гипнозу не поддаётся, особенность у неё такая – специально проверяли… А иконы… так разве в них дело?