Точки непостижимого. Современный рассказ - стр. 42
– Моего отца ты тоже убила?
– Нет, он сгорел от любви сам, потому что ушёл…
– О-о-о?
– Да, его я отпустила…
– А меня?
– Ступай! Ты всё равно не сможешь жить здесь, пока сама не познаешь человека.
– Но у меня нет ног!
– Разве? Если сердце распаляет искра любви, то ты уже стоишь на земле.
Боль в левой лопатке отозвалась в плече, спустилась в область желудка и полоснула нижнюю часть туловища, словно рассекая его вдоль, колкие вспышки распороли темноту ночи, она стала задыхаться и проснулась…
Когда приступ кашля ослаб и выпустил в грязную рябь нестираного тряпья мелко трясущееся тело, запущенная, промёрзшая комната деревянного дома глянула в светлый раскос открывшихся глаз своей неухоженностью, пахнула привычной сыростью и неуютом. Она с трудом пошевелила опухшими ногами, отозвавшимися ноющей болью ступней (подумала, что надо бы наконец с пенсии обязательно лечь в больницу подлечиться), тяжело вылезла из-под наваленного на себя старья, тупо соображая, кто она, где, и, наконец, решая, куда бы и к кому пойти сегодня. Хотелось тепла, просто человеческого тепла. Холод в квартире и внутри собственного естества, постоянная бескормица гнали в свет, на улицы посёлка.
Водичка в ведёрке у сынка плещется, солнышко отражает, а ведёрушко у него синенькое, как небушко, и детское… Маленький он у меня ещё был, когда мы в посёлок этот приехали, а дочка ещё меньше, грудная. В доме с бабушкой. А мы от колодца идём с водой, у меня тоже ведро одно, правда, взрослое, но много носить не могу – сил не хватает. А больше некому. Одни мы – безмужние. Уж так получилось, сбежал наш папашка, отпустили мы его. Зато сынок у меня красивый, сам как солнышко. Только маленький да худенький больно. В три года как годовалый ребёночек весил – одиннадцать килограмм, кормить нечем было… смесями сестрёнкиными выхаживали, что бесплатно на малышей выдавали. Идём счастливые, дорогу к дому переходим – сынок солнышко в ведёрке несёт, а я на него любуюсь – помощник растёт… И вдруг женщина, что впереди шла, обернулась, глянула на нас да как закричит-запричитает:
– Понародились детки на горе горькое… – Сразу у меня в глазах потемнело. Так худо стало, думаю: старая ты дура, что ж ты такое несёшь?! Уж тяжкое-то самое, казалось, позади осталось… А ты вновь лихо накликаешь… И так-то ведь почти каждую ночь от беды кровинушку свою спасаю: то, снится, на обочине бездыханный лежит, иль в овраге гибнет, а то от воды на море или реке… всё от воды больше, от воды…
– Чего разоралась? – призывает её к порядку справная ещё старуха, тучно плывущая навстречу.