Тьма за плечами - стр. 17
Мина почему-то замолчала. Тимофей почувствовал, как она стала проверять яблоки, заметила, как он хорошо отобрал, вот хозяйственный мужчина ей попался.
– Что-то не так? – не выдержал мальчуган.
– Да нет, все так. Просто… – и снова не стала договаривать. Похмыкала и попросила собрать яблоки, уже просохли. Либо посушим, либо джем сварим. Правда, она варить не умела, но посушить – почему нет. Потом компот сделать можно.
Снова вздохнула. Не выдержала:
– Я знаешь, я… подумала, как ты тут зимой-то выдержишь. Холодно, тошно, никуда не выйти, коли все завалит. Да еще и крышу надо покрыть, худая.
– Мина, мы же вместе, справимся.
– Ты уверен? – нерешительно спросила она. Тимофей кивнул, резко, аж в шее хрустнуло. Она выдохнула.
– Тогда с твоими деньгами… заживем. Но ты все равно скажи…
– Не скажу. Я с тобой останусь. Не представляю, как ты тут жила.
– Не очень, – честно призналась девчушка. – Но будет лучше. Я не сомневаюсь. И ты не сомневайся, раз уж остаться решил.
Последующие дни они провели в работе по хозяйству. Удивительно, но сколь же приятно было оказаться полезным Мине, Тимофей давно не ощущал такого чувства нужности, иногда работая через не могу, – так старался показать себя. Мина нашла стекла, доски, вторые рамы, принесла годную черепицу с соседних развалюх. Тимофей ее усилиями поднявшийся на крышу, наловчившись, латал дыры, даже не представляя, как выглядит со стороны – сидя почти на водостоке. Но доски выдержали, много он не весил, даже для своего возраста, хотя хозяйка и кормила его буквально через не могу. Очень хотелось вернуть гостя, ставшего таким желанным в норму.
Потом они занялись внутренней отделкой помещений: девчушка набрала фактурных тканей, явно сказать невозможно, покупала она их или брала из собственных запасов, найденных в доме. Изредка сообщала, что уезжает, а пока хозяйки не было, гость отрабатывал свое проживание, очень желая быть нужным, быть мужчиной уже – без всяких скидок на немощь, от которой открещивался, не желая признавать ее силу. А потому старался делать еще больше, пока Мины не было дома. Иногда не слишком верно и правильно, тогда, Тимофей понимал это, Мина тихонько переделывала его работу. Он не обижался, взяв за правило перепроверять на слух и наощупь.
От штор в махоньком своем закуте он отказался.
– Люблю, когда солнце греет лицо. Так приятно.
– А ты его все равно не видишь? Все так же черно?
Он кивал, не видя, но понимая, как искажается лицо девчушки. Улыбался, странно подбадривая ее, мол, и не такое бывает. Тогда Мина делала самое приятное – гладила волосы. Тимофей замирал, чувствуя это прикосновение, щурился, верно, походя на кота Ваську, которого соседка тоже ласкала, а он, не даваясь никому другому, позволял почесывать ему пузо, и шею, и за ушами. И вид у кота был такой же хмельно-дурацкий, как верно, в такие мгновения у Тимофея. Мина не зря его гладила, он, непривычный к ласке, всегда старался, и продлить удовольствие, и ответить тем же. Да только маленькая хозяйка не давалась. Кажется, вот ее руки, вот она сама, только коснись. Но пальцы всякий раз нащупывали пустоту. Мина боялась соприкосновения даже от него. Или не хотела будоражить прошлое? – кто ж знает.