Тьма, родившая свет - стр. 10
Длиннорукий вскочил, и забормотал:
– Только не думай, что одолжение делаешь. Это я тебе, можно сказать, одолжение делаю. Убить ты меня не сможешь, а я, если захочу, любого на куски порву!
Кан рассеяно слушал домового, шагая обратно к селу. А тот тараторил без умолку. Уже перед околицей, в наступающих сумерках, подмастерье остановился, и сказал:
– Ты вот что, в селе помалкивай. А то, не ровен час, прибьют тебя крестьяне.
– А не с кем мне там разговаривать, – насупился домовой, – Вы, людишки, слишком уж глупы, чтобы с вами беседовать.
Кан тяжело вздохнул, и пошёл в село. Увидев его, селяне оживились, и староста прибежал буквально через пару минут, радостно улыбаясь:
– Нашли Неха, ваше магичество? – на стоявшего рядом Афана ни староста, ни другие жители села даже внимания не обращали. При этом пару раз чуть не наступили на домового, но тот ловко, еле уловимыми движениями, уходил с их пути. И у подмастерья аж уши покраснели, когда он понял, почему длиннорукий ему про глупость людскую говорил. Если домовые хотели, то люди их не видели вовсе, и обнаружить тогда надзирающего можно было лишь магическим зрением.
– Ваше магичество? – потряс за руку мага староста, и Кан очнулся, и ответил старосте.
– Неха? Да, пожалуй, что нашёл.
– Убили? – испуганно спросил Кер Лайв.
– Прогнал, – неохотно ответил подмастерье, глядя, какие рожи ему корчит Афан, и как изображает гомерический смех, придерживая длинными ладонями себя за пузико и трясясь, будто от всхлипываний. – Больше сосать у коров не будет.
– А если вернётся? – спросил подоспевший Мерт.
– Не волнуйтесь, не вернётся! – Кану ужасно не хотелось отдавать крестьянам клинок и сапоги. Да и кушать хотелось, потому он принялся самозабвенно врать: – В схватке со мной Нех был сильно ранен…
И тут домовой, отойдя немного от толпы крестьян, устроил целое представление, что-то среднее между пантомимой и обычным кривлянием.
На словах «Нех был сильно ранен» подлец вначале изобразил Кана, размахивающего клинком. Причём из-за длины рук Афан стал похож не на мага, а скорее на орангутанга, стряхивающего с себя блох. А потом домовой начал изображать раненого Неха, упав на землю, схватившись почему-то за причинное место, и вывалив язык наружу.
Селяне, не видевшие в упор длиннорукого пересмешника, не понимали, почему Кан то краснеет, то бледнеет. А подмастерье, всеми силами душивший в себе смех, продолжал:
– И на умирающее магическое существо я наложил заклятие.
Домовой вскочил и стал трясти тазом взад-вперёд, выполняя при этом руками что-то, отдалённо напоминающее магические пасы.