Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2 - стр. 6
– Не бойся. Никто не обидит.
Он сжался. И вдруг снова прямо взглянул на Ние, но уж и тени разума не было в этом взгляде: пустые глаза, небесно-синие, младенческие, больные… а ведь правда, у него ведь болит все…
Он был жалким, противным. Совсем беспомощным, грязным, вонючим и невесомым. Обвис на руках. Ние понес его вглубь корабля. Врач встретил у медицинского отсека, и ребенок встрепенулся – но сразу глазки опять погасли. Ние положил его на стол в санитарной комнате: он безучастно смотрел в потолок и словно бы спал наяву. Грязная тряпичная кукла. Раз только сильно вздрогнул, забарахтался – но наткнулся взглядом на вставшего у стены Ние и затих. Врач дал ему попить – зверек чуть не захлебнулся, почти полбутылки пролилось зря – потом, стараясь не тормошить (вдруг травмы), разрезал липкие отрепья и извлек его из невыносимо грязных, золотом шитых, облезлых оболочек; осторожно положил костлявое страшненькое тельце с отнявшимися ножками в теплую, тут же заклубившуюся бурым и черным воду.
Врач Вильгельм был тагетом, да еще сейчас надел на голову свой рабочий симбионт, осуществляя диагностику в полной мере – выражение его мгновенно помрачневшего лица Ние на миг ужаснуло. Он снова посмотрел на ребенка. Грязный, худенький, вообще какой-то крошечный, костлявый, с жалкими ребрами, обтянутыми кожей в синяках, в расчесах, с болтающимися ножками, с грязной тряпкой на запястье – Ние перетерпел мгновенную брезгливость. Вот это жалкое тельце несет в себе всемогущество? Что ж он пережил, когда пираты атаковали его кораблик? Почему не расправился с ними, если был всемогущ? Почему не защитил ни себя, ни экипаж? Что с ним делали потом? Вон на висках и затылке выбриты плешины под контакты пиратских дешевых, отвратительных, страшно опасных навигационных симбионтов… Он не мог, не мог лететь, ведь голова, должно быть, раскалывалась… Да еще и голодом морили… Врач осторожно умыл его, потом сменил воду и вылил в нее бутылку антисептика:
– Пусть полежит, чтоб грязь отмокла… Поддержи ему голову… Нужны еще лекарства. Пойду приготовлю…
Пока он ходил, Ние, борясь с сочувствием и брезгливостью, поддерживал тяжелую большую головенку и осторожно отмачивал присохшую тряпку на худой руке. Звереныш молчал, закрыв глаза, и Ние все казалось, что он беззвучно плачет. Что ему очень больно, но он терпит эту боль молча, как терпят животные. Под бинтом обнаружилась рваная гноящаяся рана, не понять даже, чем нанесенная; врач только присвистнул и залил ее антисептиком. Ребенок дернулся, но не издал ни звука. Вильгельм сказал: