«The Coliseum» (Колизей). Часть 2 - стр. 67
– Не мои слова… Галки.
– Ну, спутал!
– Да нет, это я запутался.
– Так поправимо! – бодро среагировал друг. – Распутывают у нас в ЗАГСе! На раз! Зайдем?! – и опять хлопнул Виктора по спине. – На Киевской – рядом! Одна трамвайная остановка! Гильотина такая, в виде печати – враз сомнения отрубает. Ими там весь пол к выходным завален! Готов? Тогда прочь уныние! Или сначала «примем»? – настроение Самсонову испортить было трудно.
Теперь смеялись уже двое студентов – случайные свидетели разговора.
– Не… только не на Киевскую, – отшутился Бочкарев. – Скверные ассоциации…
– Хм, тонко. Понимаю… неудачный городишко для закладки счастья-то. Тогда пожалте на Декабрьских событий!
– Еще хуже! – Бочкарев возмущенно махнул рукой. – Да и не про то я…
– Так не тяни кота за лямки!
Виктор поморщился. Желание «исповедаться» не спешило, но и делиться больше было не с кем. Именно «неторопливостью» желание отличалось от обычных – приятных и безрассудных.
– Понимаешь, – он помедлил, – если бы как на остановке, помнишь, девчонок… или как вчера… а здесь, с ней… ну то же ведь самое, блин, только не на вечер а на месяцы, и не по пьяни, а сознательно, расчетливо. И что хуже? Понимаю… не то всё это, а ей сказать не могу. Там хоть без обмана, а здесь… надеждой. И свою жизнь корежу, и ей ломаю.
– Ты про Галку?
– Ну, да.
– У нее сломаешь! Она сама кому хошь…
– Да ты же сам видишь, рассчитывает, считает порядочным, – с досадой продолжил Бочкарев.
– Думает дожать, – поправил спутник.
– И ведь верно рассчитывает. – Бочкарев пропустил замечание. – Как приходит – помоет всё, приберет, вроде и светлее в окнах… думаю – чего еще надо? А на другой день думаю: что же ты делаешь, ну не твоя она. – Он вздохнул. – А бывает, присядет, задумается… грустно-грустно так, жалко… сил нет. И гадко мне после этого, и тяжесть на душе и… не поверишь, себе противен. Жить не хочется. Заколдованный круг, омут.
– Но-но! Жить ему не хочется! Ишь, куда заносит. Не любишь, что ли?!
– А ты?
Самсонов даже остановился.
Ведь не по «большой» любви и сам решился на поступок, который принес ему только хорошее. Да что хорошее – возможность жить по-другому, размеренно, в уюте. Только пользоваться этим еще не привык. Однако в правильности шага не сомневался. Такие мысли и заставили его ответить:
– Я любовь понимаю по-другому. Может, такая она и есть…
– А может, и нет, – Бочкарев пожал плечами. – Может, ты под другим подписался.
– Ну, хорошо, я под этим, а ты-то под чем намерился? Жить ему не хочется! – слова не давали Самсонову покоя. – Брякнешь тоже.
– Я тебе больше скажу, – Виктор не отступал. – Догадываюсь, почему самоубийцами становятся.