«The Coliseum» (Колизей). Часть 2 - стр. 4

– Ну, батенька, – белая шляпа покачалась. – Такое возношение!

– Отнюдь – пожалуй, литпросвет.

– Неужто с детства? На амбразуру?

Мужчина не заметил сарказма.

– Предлагаю оступиться вместе и писать для себя. Далекого в начале, но близкого к финалу всем. Если до дна. Чтоб вправить, а не втиснуть на страницы

– На амбразуру? – Грин все это время находился в прострации.

– Так точно! За младенцев! Прочь избиение! – парировал незнакомец. – Не оставим больше на берегах. Одних и беззащитных!

– А кабала, молва и сплетни? – не меняя тона, спросил Куприн. Его брови отыграли наверх. – А долги?..

– Миновал. Свободен. Выплатил.

– Что?! Выплатили?! – брови насупились. – Скажите, пожалуйста! А я вот помню, как заманили всех обманом. Как плаху ожиданий буквально втиснули в сюжет. И рубили, рубили, рубили!

– Каюсь. Искупил.

– А эпизоды?! – не унималась «шляпа». – Где концы? Оборваны! Имена повисли! Никто не доплывет до середины вашего Днепра!

– Да, да, – вышел из оцепенения сосед. – Обрушил ливнем новые нача́ла, парадигмы…

– Мой ливень – подмывающий устои, смывает всех тельцов и гимны с постаментов. Проба. Зубила угол подбираю я страницам. На камне том. Прочь опасенья – нить сплетена морских канатов крепче. Связала несколько обложек! Стран, времен, героев! Их сотни тысяч, без вести пропавших – среди «заслуженных», «народных» и молвы. Как прежде лживой. Пособий наставлений и трактатов. С того же древа иль стола чумного пира.

Он с каким-то отчаянием посмотрел на Куприна:

– Сами же знаете – простому человеку к совести прийти проще. А путь других в глубоких аргументах.

– Опять «русский» геморрой? Так уж на Достоевском отыгрались!

– Русская душа, Александр Иванович. А геморрой у тех, на Темзе, от нее. Так что? Готовы вместе? Вязать канаты, имена, концы?

– Всё без обмана? И не паутину? Тоже сплетена надежно, – Куприн толкнул локтем друга.

Сосед от толчка будто вернулся, бормоча:

– Так как же выплатили?! Коли «для себя»? Долги-то… перед ними! – и указал на палубы.

– Может статься и наоборот. Не допускали? – Гость поправил очки.

– Так мы средь них! Ведь мы же! – Возмущение было искренним. – А как же современники?

– Готов за них… долги принять от вас. Куприн пришел в восторг:

– Нет, каков наглец! А начинал-то, начинал!

– Я не понимаю вашего настроения, любезный, – Грин выглядел раздраженным.

Куприн невесело пожал плечами:

– Да бог с ними, с долгами-то. Не нам их считать. Ему. А коли взялся, есть где зубы обломать, – и подмигнул автору «Бегущей»10. Тот недовольно отвернулся.

Однако «белый костюм» не оставлял попыток сарказмом обуздать напор гостя: