Теща горного короля - стр. 24
Я боялась, что язык Илары опять ускользнет от меня, как только закончится действие мелиса, но этого не произошло. Видимо, эффект проявился не с первого раза или одной порции оказалось недостаточно. Но вспомнить что-нибудь еще из жизни Юнии не удалось, как я ни пыталась. Может быть, увиденное было единственным, что досталось мне от нее. А может, вся остальная ее жизнь пряталась за прочной стеной, куда мне не было ходу.
После разговора с Гертой многое стало понятнее, но, разумеется, вопросов осталось намного больше, чем появилось ответов. Я тыкалась носом, как слепой щенок, и продолжала строить догадки, в которые то и дело мощно врывался поток отчаяния: не все ли равно, если для нас с Эйрой уже, наверно, наточили меч и построили эшафот.
Почему-то больше я думала даже не о себе, а именно о ней. Когда ее привели ко мне, я почувствовала нечто странное, очень смутное, расплывчатое. Ощущение некой телесной общности. Как и с Айгером, только совсем иного рода. С ним тело помнило близость, страсть. С ней – единство матери и ребенка. То, что называют голосом крови. Что-то отдаленно похожее я испытывала, когда нерожденный ребенок начал шевелиться у меня в животе. Да, это было давно, но такое не забывается. Однако любви к Эйре в моем сознании не было – откуда бы ей взяться? Лишь сочувствие и жалость. И иррациональное чувство вины за то, что не совершала. Как будто получила по наследству не только тело Юнии, но и все ее поступки.
Что я могла сказать суду в свое оправдание? Ничего. Доказывать, что я не Юниа, что меня затянуло в ее тело из другого мира? Интересно, как это можно доказать? Да никак. Потому что невозможно. Короче говоря, выхода для себя я не видела. Но однажды утром – я уже потеряла счет дням, проведенным в тюремной камере, - что-то произошло. Видимо, количество мыслей скачком перешло в качество.
В конце концов, хуже уже не будет. Что может быть хуже смертной казни?
Я подошла к двери и начала колотить в нее ногой. Не прошло и минуты, как замок лязгнул и в камеру заглянула высокая плотная надзирательница, имени которой я не знала.
- Требую аудиенции у тариса Айгера! – надменно вздернув подбородок, заявила я.
- А больше вы ничего не хотите, сола Юниа? – возмутилась та.
Это прозвучало как минимум забавно. Примерно как послать кого-то на известный орган, обращаясь на вы и по имени-отчеству. Я была преступницей, заключенной в тюрьму, но мой социальный статус требовал обязательных «вы» и «сола».
- Твое дело передать мои слова начальнику тюрьмы! – еще более нагло отрезала я. Так сказала бы настоящая Юниа, в этом у меня не было сомнений.