Территория книгоедства - стр. 20
Все другое, все изменилось. Город мертв, человек мертв – ни чувств, ни желаний, ни тяги к творчеству. И безденежье: «Чтобы выцарапать деньги из Берлина, я писал Лундбергу, сочинял проект командирования Алянского за границу. Ответов нет» (25 мая 1921 года).
Дневник Блока. История гибели человека.
«Ночь глухая, около 12-ти я вышел. Ресторан и вино. Акробатка выходит, я умоляю ее ехать. Летим, ночь зияет… Я рву ее кружева и батист, в этих грубых руках и острых каблуках – какая-то сила и тайна. Часы с нею – мучительно, бесплодно… Я отвожу ее назад… Холодно, резко, все рукава Невы полные, всюду ночь…»
«Всюду ночь» – рефрен «Дневников» от первой до последней страницы.
«Выхожу из трамвая (пить на Царскосельском вокзале). У двери сидят – женщина, прячущая лицо в скунсовый воротник, два пожилых человека неизвестного сословия. Слышу хохот: „Ишь… какой… верно… артист…“ Зеленея от злости, оборачиваюсь и встречаю два наглых, пристальных и весело хохочущих взгляда… Пьянство как отрезано, я возвращаюсь домой, по старой памяти перекрестясь на Введенскую церковь…»
«Вчера около дома на Каменноостровском дворники издевались над раненой крысой… Уйти ей некуда…»
«Преобладающее чувство этих дней – все растущая злоба».
Проблесков, таких как после встречи с поэтом Клюевым («Я измучен – и вдруг бесконечный отдых, его нежность, его рассказы…»), в дневниках почти нет. Даже записи о литературе и литераторах затенены внутренней болью, отягощены едва скрываемой неприязнью к жизни и к современности («Верховодит Гумилев… Акмеисты, чувствуется, в некотором заговоре, у них особое друг с другом обращение. Все под Гумилева…»).
Это очень трудное чтение, «Дневники» Блока. Потому что знаешь, какой у книги конец.
3. Ремизов – Блоку, 25 марта 1906 года: «Дорогой Александр Александрович! Если у Вас есть гильзы, дайте, пожалуйста, 10 штук. Очень мало осталось, а нигде не купишь по случаю праздника».
Блок – Ремизову: «Милый Алексей Михайлович! Папирос не посылаю, говорят, Вы уже достали».
4. О театральных сочинениях Блока никто не скажет откровеннее самого автора.
О «Балаганчике»: «Если бы я был уверен, что мне суждено на свете поставлять только „Балаганчики“, я постарался бы просто уйти из литературы (может быть, и из жизни). Но я уверен, что я способен выйти из этого, правда, глубоко сидящего во мне направления».
О «Короле на площади» (из письма к Е. П. Иванову): «После твоего отъезда я стал писать пьесу, написал все в прозе, довольно много, пока писал – был весел и бодр. Когда прочел вслух, все увидели (и я в том числе), что никуда не годится».