Теплая куртка из шести букв… - стр. 2
Глава 1
Добро, дарованное прапорщику Иванову судьбой, состояло из двухкомнатной «хрущевки» на территории военной части, автомобиля «Таврия» без двигателя и первого цветного телевизора марки «Электрон».
Как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят – военная часть находилась в 20 км от города, «Таврия» стояла гараже в 20 км от военной части, а телевизор громоздился на тумбочке, оперативно экспроприированной вместе с ним из красного уголка сразу после расформирования полка.
С годами телевизор старел, дряхлел, но держался из последних сил, словно кто-то рассчитал, что он обязан погаснуть в один день со своими зрителями.
Надо сказать, Ивановы оставались единственными жильцами этого некогда жилого дома. Все остальные постояльцы разъехались после отключения газа, света, и теплоснабжения. Ну, а Ивановым ехать было некуда, да и незачем. Вот и появилась на кухне буржуйка с выведенной в форточку дымовой трубой, а на балкон подвели кабель от стоящей внизу подстанции, которая давала свет трем близлежащим поселкам. Комнаты же отапливались масляными радиаторами, благо электричество было бесплатным. Раз в квартал, когда на подстанцию приезжала проверка, времянку отключали, и немногочисленные уже аборигены перебирались на кухню. Но едва комиссия исчезала, кабель возвращали на место, и Маруся, само собой, вновь приступала к просмотру любимых сериалов. Выжить в таких условиях в одиночку было бы невозможно. Как, впрочем, и умереть.
«Таврию», уже без двигателя, обменяли на деревенский дом умершей матери. Каждый раз под Новый год Иванов обещал жене, что свозит ее в Крым. И оттого ежегодно с января по май Маруся рассказывала друзьям и знакомым о предстоящей поездке, а с сентября по декабрь жаловалась на неожиданно сломавшуюся машину, которую муж чинил весь отпуск. Словом, годы шли, но ни Крым к Ивановым, ни они к Крыму так и не приближались.
Детей у Ивановых не было. Сначала думали немного подождать, потом было как-то «не до того», а после обретения собственной конуры на пятом этаже оказалось и вовсе поздно. И когда однажды Маруся заикнулась было на эту тему, прапорщик остался тверд, как и подобает настоящему военному.
– Долбо…бов плодить нечего! – хотя и не подняв указующего перста, однако все же в высшей степени назидательно ответил он жене, напряженно глядя в зеркало, откуда ему радостно улыбалась холеная харя кадрового недоофицера. Маруся вздохнула, но возражать не стала. Более вопрос продолжения рода не поднимался. Короче, завещать им было некому, да и нечего.
Жили Ивановы скромно и относительно честно, если не считать ворованного электричества. Оба получали пенсию, а Иванов еще и подрабатывал электриком на той самой подстанции, которая поддерживала для них подобие признаков жизни. Целыми днями прапорщик носился по территории, собирал всякий хлам и по воскресеньям отвозил в город на барахолку. Так что с каждым годом хлама в округе оставалось все меньше, правда, и таскать его Иванову становилось все труднее.